Александр Дихнов - Один мертвый керторианец

Мысль оказалась верной — я и впрямь нашел желаемое в простенке между двумя дверями справа по коридору. План был, правда, не всей лаборатории, а лишь данного уровня, но и то хлеб, как говорится… По крайней мере в том смысле, что здесь мне было делать нечего, — насколько я понял по общей конфигурации помещений и тем обозначениям, которые удалось расшифровать, этот уровень занимали собой склады, непосредственно рабочие помещения и вычислительный центр. Ничего похожего на администрацию, где должен был по идее находиться кабинет заведующего столь солидным предприятием.

Ну ладно… Я спустился на уровень вниз, где обнаружил точно в том же самом месте еще один план. И тут мне сопутствовал успех — в правой от шахты главного лифта части здания располагался конференц-зал, а за ним — несколько комнат, помеченных аббревиатурой «АДМ». Туда-то я, развернувшись, и направился…

Причем то, что на схеме располагалось совсем рядом, в реальном расстоянии выглядело как добрых ярдов сто, из чего вы сами можете сделать вывод о масштабах этой небольшой, «не приносящей выгоды» лаборатории. И чем яснее мне становилась лживость Беаты Виттеиберг, тем неувереннее я чувствовал себя в этом полутемном подземелье, из которого без труда можно было устроить отличную могилу. Я пообещал себе в дальнейшем держаться подальше от всевозможных каменных мешков, но в связи с недостатком времени ограничился малым торжественным обещанием.

Оный же недостаток возник из-за того, что я засек слева по курсу несколько выделявшуюся своими размерами дверь, на которой для пущей важности висела табличка:

«Заведующий лабораторией профессор Пол Виттенберг». Никакой электроники тут не было — только банальная ручка, за которую я дернул из чистого озорства. Заперто. И то ладно. Распахнись передо мной и эта дверь, допускаю, что мог бы и не войти. Ну а так я немного поизучал замок, выяснил, что дверь удобно открывается внутрь, и приступил к ее выносу. Большого сопротивления оказано не было, никакого замаскированного под пластик металла и прочих укреплений — несколько приличных ударов, и замок не выдержал.

Попал я, правда, в маленькую приемную, где раньше сидела секретарша, и пришлось преодолеть еще одну дверь. Но она была даже хлипче первой.

Кабинет Пола Виттенберга был весьма просторен и по первому впечатлению напоминал больше обиталище процветающего бизнесмена, нежели ученого: паласы на полу, картины на стенах, везде идеальный порядок. Пыли, конечно, за годы накопилось многовато, но ее наличие понравилось мне куда больше следов чьего-либо недавнего тут пребывания. К сожалению, рассмотреть обстановку более детально было практически невозможно в силу скудости освещения: горел единственный аварийный светильник, расположенный на другом конце кабинета, почти над внушительным столом хозяина, а мои попытки пощелкать выключателем рядом с дверью ни к чему не привели. Однако все интересовавшие меня объекты находились как раз в круге света.

По сути, их было всего два — стол профессора и его сейф, вмурованный в стену позади кресла, где он некогда восседал. Разумеется, в первую очередь привлекал внимание сейф — приспособление, в принципе предназначенное для хранения ценностей. Поэтому их не принято было делать легкодоступными. И данный образец не служил, к сожалению, исключением из правила; более того, я узнал на одном из углов примостившийся там торговый знак очень почтенной фирмы-изготовителя, услугами которой пользовался и сам. Это, в частности, означало, что попытки взлома при помощи грубой силы могут привести к очень плачевным последствиям — все сейфы, выпущенные означенной фирмой, оснащались высоконадежной и чрезвычайно мощной системой саморазрушения. Сама же конструкция замка отличалась от моего варианта: я пользовался несколько старомодной системой, открывающейся под воздействием дактилоскопического рисунка рук хозяина, а здесь стояла современная электронная, с которой мне также довелось в свое время ознакомиться, — в единственную щель на гладкой металлической поверхности передней панели необходимо было вставить все ту же идентификационную карточку. Если при этом, по мнению сейфа, вы имели право его открыть, то к вам выдвигалась небольшая клавиатура, на которой нужно было набрать пароль, обычно смешанный из цифр и буквенных символов. Короче говоря, влезть в этот сейф мне представлялось совершенно невозможным. При условии, что кто-нибудь не оставил поблизости соответствующих инструкций.

Я подумал так, конечно же, в шутку. Поэтому представьте себе мое изумление, когда, завершив неутешительный осмотр сейфа и сев в кресло, я принялся за исследование стола и в верхней незапертом ящике обнаружил одиноко лежащую на его дне карточку, под которой нашлась еще и узкая бумажная лента с тем самым бессмысленным набором знаков! Вынув все это добро на стол, я все же не стал горячиться и методично проверил остальные ящики с обеих сторон. Все они были также не заперты, что не удивляло по причине их абсолютной пустоты. Нигде не завалялось даже мятого клочка бумаги или погнутой кнопки — аккуратность человека, наводившего здесь порядок, безусловно делала ему честь. Следовательно, карточка и код были оставлены намеренно, и я бы дорого дал, чтобы быть посвященным в эти намерения. Ибо, как мне казалось, возможны были два толкования: либо передо мной лежал раскрытый капкан, либо Пол Виттенбёрг, покидая лабораторию, позаботился о том, чтобы упростить доступ к своим бумагам, не считая нужным особо их скрывать… Последнее предположение в свете ухищрений, творившихся вокруг лаборатории, выглядело крайне слабо. Наверное, я бы окончательно уверовал в ловушку, если бы не пыль, толстым слоем покрывавшая окружавшие меня предметы, не исключая и идентификационную карточку, к которой я догадался присмотреться повнимательнее. Разумеется, она принадлежала некогда самому Полу Виттенбергу — в ее левом нижнем углу была даже его фотография.

С нее смотрел бородатый мужчина средних лет, с малопримечательными чертами лица, — как сказала бы Га-эль, не похожий на человека, способного расставлять другим смертельные западни, рассчитанные на много лет вперед и прямо-таки фантастическую череду событий. В самом деле, я не думал, что даже мой дядя был в состоянии просчитать причинно-следственную цепочку, приведшую меня в этот кабинет. Поэтому я решил, что, затравленный постоянными покушениями, пугаюсь теперь несуществующих химер, взял в руки карточку, встал и развернулся к сейфу… Однако уже на полпути к приемной щели моя рука остановилась — не то чтобы я услышал нечто в царившей вокруг тишине, но меня вдруг посетило отчетливое ощущение, будто мне кто-то смотрит в спину. А надо сказать, что я, как и всякий керторианец, вполне доверял подобным чувствам, поэтому с секунду постоял, убедился, что мне не чудится, и резко обернулся…