Эдуард Фит - Миссия вторжения

Может, он прочитал мои мысли? Меня даже в пот бросило. Спросил: «Как это исправить ситуацию?»

Он смотрит на меня ясными глазами и произносит четко, почти спокойно: «Как было бы хорошо, если бы Максимов вдруг исчез. Я бы занял освободившуюся должность директора, защитил бы тебя от судебного преследования, перевел бы на должность ведущего инженера или лучше начальника отдела. Как тебе такая перспектива? Нравится?»

Он так и сказал «исчез». Потом засмеялся и сказал, что это пустые мечты. Кто его тянул за язык?

Но высказанная им мысль запала мне в душу. Выпили хорошего коньяку, Казарян вдруг хитро ухмыльнулся и перебил меня на полуслове: «Анатолий, ты выиграешь от исчезновения Максимова гораздо больше, чем я. Ведь я знаю, что Маша Кириллова тебя любит. Если ты женишься на ней, то станешь очень богатым человеком. Молодая вдова унаследует почти четыре миллиона долларов. Тебе не придется больше воровать изотопы».

Я спросил: «Какая вдова? Ведь Максимов-то жив».

В ответ — бормочет еле слышно: «Все может мгновенно измениться. Сегодня жив — завтра мертв. Если ты хочешь разбогатеть, то должен быть решительным».

Я взглянул на него и спросил: «Вы предлагаете мне ликвидировать Максимова?»

Молчит в ответ, смотрит на меня долго и пристально, потом нервно так губы облизывает и говорит: «Ты что, Толя? С чего ты взял? Ты явно перебрал. Я тебе ничего не предлагал».

Листая рукописные страницы, майор натолкнулся на одну или две, на которых аккуратный почерк старшего инженера превращался в безобразные каракули. Написанный им текст был бессвязным, пустым и безумным. Видимо, Доленко писал его, изрядно выпив и будучи готовым к беседе с унитазом.

Субботин пробегал глазами страницу за страницей. Чем ближе к августу, тем острее ненависть к Максимову и лихорадочней любовь к Маше Кирилловой. Это уже не любовь даже, а какая-то истерика, паника, страсть. Так. А вот это уже любопытно…

27 июня.

Месяц назад Маша познакомила меня с Юлей Брусникиной, своей подругой. Молодая женщина, мать-одиночка, имеет семилетнего сына, приехала из Казахстана, продав свою квартиру. Здесь в Новообнинске снимает комнату, живет в нищете, преподает физкультуру в школе. Самое интересное, что она отлично стреляет из пистолета. Осторожно завожу разговор, прощупываю почву, спрашиваю: «А если кто-то предложит тебе рискованную работу, где ты сможешь заработать большие деньги? Ты согласишься?»

Глаза ее засверкали. Она бросила на меня безумный взгляд, произнесла четко и хладнокровно: «У меня нет предрассудков. Если мне предложат за приличные бабки убить человека, я соглашусь. Просто не вижу для себя другого выхода».

Никаких слез, истерик, сухие, решительные глаза. Продолжаю разговор дальше. Говорю: «У меня есть знакомый, который хочет устранить физически своего врага и готов заплатить двадцать тысяч баксов за это. Если она согласна, я могу выступить посредником».

Молчит в ответ, смотрит на меня долго и пристально, потом нервно так губы облизывает и говорит: «Я согласна выполнить этот заказ. Кого надо ликвидировать?»

Следующая страница оказалась последней. Там было всего несколько строк.

2 августа.

Она все-таки сделала это. Запросила правда сорок тысяч долларов, так как у Максимова был охранник. Сделала все чисто и исчезла чисто. Она была в гостях у Маши, знала время приезда директора, вышла покурить и спустилась вниз в подъезд. Когда директор сел в лифт, она вошла следом. Никаких подозрений не вызвала. Максимов ее хорошо знал. Охранник тоже. Выполнив заказ, вернулась в квартиру. Когда поднялась паника, тихо и незаметно исчезла…

Последние строки были написаны неразборчивым, нервным почерком. Рука дрожала, к тому же стержень писал плохо. На этом записи в тетради обрывались.

К дачному поселку Новикова ехала чересчур быстро. Она умело управляла машиной, но Савельев был рад, что пристегнулся. Он ездил с ней и раньше и знал, что вождение машины было для нее одним из самых больших удовольствий: ее возбуждала скорость, нравилась послушность ее «Шкоды». Но сегодня она слишком спешила, чтобы получать удовольствие от езды, и хотя нельзя было сказать, что лихачила, но брала некоторые повороты на такой скорости и меняла ряды так резко, что говорить об осторожности не приходилось. Впереди показался перекресток. Ирина сбросила скорость, но увидев, что машин поблизости нет, проскочила перекресток не останавливаясь.

— Что ты несешься, как на пожар? — спросил Савельев.

— Нравится и несусь, — буркнула Ирина. — Хочу поскорее добраться. По ящику будут показывать фильм с участием Алена Делона.

Он взглянул на ее лицо и разглядел на нем напряжение и нездоровую бледность.

«Нервничает, — подумал Савельев, — и в этом все дело».

— Жизнь и так коротка. Не укорачивай ее такой скоростью, — тихо проговорил он.

Ирина хотела ответить грубо, но закусила губу и ничего не сказала. Машина взлетела на вершину холма и свернула к дачному поселку. Притормозив на повороте, она украдкой взглянула на Савельева. Он молчал.

Показалась ее дача. Новикова затормозила, выключила двигатель и обернулась к спутнику. Глаза ее поблескивали.

— Вот и приехали. Без приключений. А ты ворчал.

Открыв дверцу, Ирина вылезла из машины. Савельев последовал ее примеру. Калитка, ведущая на участок, была приоткрыта, что показалось ей зловещим признаком. Новикова взглянула вверх и обомлела. Над домом на высоте тридцати метров висел всё тот же странный объект, похожий на опрокинутый таз.

— Боже, — прошептала Ирина, поворачиваясь к Савельеву. — И здесь они меня достали. Тот же НЛО. Они прилетели за «красной ртутью».

«Похоже, приключения только начинаются», — подумал Савельев, а вслух заметил:

— Надо срочно сматываться, пока нас не заметили.

Но было уже поздно. Из-за дома вышли два высоких гуманоида. Оба были в комбинезонах, отливавших металлическим блеском. Они решительно направились к Ирине и ее спутнику Впереди шел Шарф. Новикова смотрела на них, разинув рот. Ее била дрожь, в широко раскрытых глазах стоял ужас.

Савельев с тревогой рассматривал приближающихся гуманоидов. До них оставалось метров десять. Спутник Шарфа взглянул на Савельева. Владимир Сергеевич увидел глаза — золотистые, излучающие слабое сияние. Таких глаз он прежде никогда не встречал. Лихорадочный страх охватил и его, но вовсе не из-за сверхъестественности происходящего. Скорее наоборот, он находил что-то знакомое в этих глазах, что-то лежащее в глубине сознания, в памяти предков, дошедшей до него через гены. Но никогда со времен Афганистана он не испытывал такого леденящего, мучительного страха.