Инна Кублицкая - На тихом перекрестке

К двадцати семи годам Мартен был уже столь крупной фигурой, что мог позволить себе не участвовать напрямую в делах, на которые посылал своих бойцов. Он стал осторожен; он, конечно же, уже попал в поле зрения полиции, но не давал теперь повода взять его на горячем. Деньги приходили в его руки уже чистыми, неоднократно обмененными; ни к чему, что могло бы послужить уликой против него, он не прикасался, а что касается его редких встреч с сообщниками — ну и что? нельзя уж и рюмочку пропустить с друзьями детства…

Ему становилось тесно в низах северингийского общества; не то чтобы он хотел громкой славы, но честолюбие у него имелось. А выбиться в верха с его происхождением шансов было мало. Даже деньги не могли помочь: в консервативной Северингии невозможно войти в респектабельное общество с капиталом сомнительного происхождения — нувориша все равно будут сторониться и тихо презирать.

Наметив путь через Париж и Амстердам, Мартен уже готовился превратиться в француза — к иностранцам люди не так придирчивы, — но случай помог ему легализоваться другим способом.

Однажды, зайдя в небогатый театрик на окраине города, он увидел в одной из лож элегантно, будто на большой бал, одетую женщину. Лицо женщины было закрыто вуалью, но Мартен сразу понял, что перед ним настоящая дама. Он, правда, уже видал кокоток, похожих на принцесс, но женщина в ложе не была ни кокоткой, ни принцессой — по мнению Мартена, это была настоящая светская дама.

Дама под вуалью была одна, без сопровождения.

Мартен, поведя глазами, нашел кого-то из служащих театра и поманил к себе. Всего за десять крон он выяснил, что дама приехала в наемном фиакре и купила место в ложе.

Недолго думая, Мартен прошел в ложу и заговорил с незнакомкой под вуалью.

— Прощу прощения, сударыня, — проговорил он учтиво. — Не знаю, что случилось с вами, что вы очутились в этой дыре, но мне кажется, это место для вас совсем не подходит.

— Да? — обернулась дама и благосклонно спросила: — А где же мне место?

Она слегка шепелявила; Мартену уже приходилось слышать нечто подобное — он сам много раз попадал в переделки, после которых челюсти плохо слушаются хозяина.

— В таком великолепном наряде вам бы сейчас блистать в «Принце Альберте», — Мартен имел в виду прием, который начинался как раз сейчас в самом фешенебельном отеле Корисы.

— В «Принце Альберте»… — горько повторила дама. — В таком вот виде?

Она приподняла вуаль. Света в ложе было мало, но Мартену хватило, чтобы убедиться в своих подозрениях: на лице дамы действительно были заметны синяки и ссадины.

Но главное — он узнал эту даму! Это была великая Анна-Эванжелина, звезда синематографа! И как раз на днях все газеты Европы трубили, что Анна-Эванжелина попала в автомобильную аварию; серьезных повреждений она не получила, но красивой женщине порой кажется, что лучше сломать ногу, чем оцарапать шею или сковырнуть ноготь.

Для Мартена вид синяков на женском лице не был внове, и, поужасавшись для виду, он сказал участливо:

— Не огорчайтесь. Немножко грима — и этого ужаса не будет видно вовсе. Уверяю вас!

— О боже! Да на мне уже столько пудры! — возразила Анна-Эванжелина.

— Пудра — это ничто! — горячо заверил ее Мартен. И с поклоном предложил: — Если вы не будете против, то я вызовусь вам помочь. Может быть, мы придумаем что-нибудь…

Почему Анна-Эванжелина согласилась пойти с ним? Что сыграло свою роль: любезный разговор, хорошая одежда или удивительная мальчишеская улыбка неизвестного ей кавалера? А может, несмелая надежда, что этот молодой человек в силах сотворить чудо?.. Как бы то ни было, но великая Анна-Эванжелина ухватилась за протянутую ей соломинку. И нисколько не пожалела об этом.

Тем более что Мартен позаботился о том, чтобы у великой Анны-Эванжелины не зародилось и тени подозрения относительно его намерений — в самом деле, не могла же звезда синематографа пойти куда-то невесть с кем?

— Вы простите, если я оставлю вас на минутку? — сказал он, будто не замечая ее колебаний. — Я здесь с сестрой и, если вы позволите, сейчас я позову ее.

Анна-Эванжелина улыбнулась и отпустила.

На его счастье, еще раньше Мартен заметил в зале одну из знакомых девиц. На проститутку, кем она была на самом деле, девушка не была похожа ни одеждой, ни поведением — лицо ее выглядело свежим и задорным, и, что весьма было ценно, она умела не теряться в затруднительных положениях. Звали девушку Кириена.

Мартен пробрался к Кириене, сунул в руку банкноту и шепотом быстро объяснил, что ей придется разыграть роль его сестры.

— Кого ты собираешься обжулить, красавчик? — спросила Кириена, вставая с места.

— Поскромней! — осадил Мартен. — Это тебе не лопухов на личико ловить.

— Ты хочешь кого-то разыграть, Мартен? — быстро сориентировалась девица.

— Уже лучше, — похвалил Мартен, ведя ее по проходу. — Пока никого. Главное, не забывай, что ты моя сестра.

— А какая у нас фамилия? — полюбопытствовала Кириена.

Мартен на мгновение задумался.

— Саба, — сказал он. — Мартен и Кириена Саба. Подходит?

— Саба? — попробовала она фамилию на вкус. — Почему бы не взять фамилию позвучнее?

— Например, Беллас де Карайи вад Лисакас? — спросил Мартен.

Они рассмеялись.

— Разрешите представить вам мою сестру, Кириену, — поклонился Мартен, галантно открыв перед самозванкой дверь в ложу Анны-Эванжелины.

Кириена, не ожидавшая такого, во все глаза уставилась на великую актрису и робко повторила свое имя.

— Но я еще не знаю, как зовут вас, молодой человек, — заметила приободрившаяся Анна-Эванжелина.

Мартен очень натурально смутился.

— Ах, простите. Мы здесь провинциалы… Мартен Саба, — представился он, чуть склонив голову.

Они покинули театр и, пройдя полквартала, оказались в квартире Мартена — скромной по меркам европейской знаменитости, но вполне приличной и аккуратной даже на ее взгляд.

Кириена, которая уже не раз бывала здесь, деловито, как будто была хозяйкой, зажгла газовый рожок и пригласила гостью в гостиную. Она назвала комнату как-то по-деревенски: «зало», и великая актриса, умиленная этой простотой, уже не обратила внимания на то, что в убранстве квартиры не чувствуется женской руки.

Кириена помогла актрисе смыть грим и непритворно охала и ахала, разглядывая синяки и ссадины. Мартен тем временем разложил на столе свой гримировальный набор.

Какое будет освещение в «Принце Альберте», Мартен знал и, исходя из этого, начал работу. Анна-Эванжелина не видела, что делает ее спаситель — он потребовал, чтобы глаза ее были закрыты, да и зеркала не предложил, — и она подчинилась его властной деловитости.

Когда Мартен занялся ее ресницами, он, наконец, послал Кириену за зеркалом, и Анна-Эванжелина увидела свое преображенное лицо. Она ахнула. Потом пригляделась — следов аварии как не бывало! Правда, когда Анна-Эванжелина захотела потрогать щеку, где еще час назад лиловел обширный синяк, из-за которого ей трудно было говорить, Мартен предупредительно перехватил ее руку.