Инна Кублицкая - На тихом перекрестке

Передавая Шано ключи от машины, мадам Елена сказала как бы между прочим:

— Надеюсь, вы понимаете, милая Шано, что все, о чем вы узнали сегодня, должно оставаться между нами? Прежде чем решиться рассказать вам об Игре, мы, поверьте, навели о вас самые тщательные справки и поняли, что можем вам доверять. Не стоит на нас сердиться за это, — добавила она, прежде чем отойти и дать возможность проститься своим подругам, — мы всего лишь пожилые дамы, которых не так уж трудно обидеть.

Всю короткую дорогу до станции Шано обдумывала ее слова и пришла к выводу, что мадам Елена права. При всей своей информированности старушки-хакеры были весьма уязвимы, и то, что их деятельность на протяжении стольких лет оставалась никем не замеченной, можно было объяснить только чудом или беспечностью компетентных органов.

«А все-таки они хитрые бестии, — с удовольствием думала Шано о своих вновь приобретенных «тетушках». — Вроде бы ничего такого мадам Елена не сказала — так, попросила хранить тайну. А с другой стороны… «Навести возможные справки» — с их-то возможностями! — кое-что да значит. Правда, что на меня можно найти, если подумать? Впрочем, если подумать, то кое-что найти можно… Как говорит папаша Мюллер, был бы шкаф, а скелеты в нем всегда найдутся…» Она вспомнила, как ей только что тонко намекнули, что только она может заменить бедным старушкам покойного Микаэля, и развеселилась окончательно.

— Ах хитрюги! — она рассмеялась вслух. — Ведь они меня завербовали, а я и не заметила!..

Оставив машину на попечение того же дежурного и подхватив корзину и сверток, она вышла на платформу как раз к прибытию поезда.

В вагоне было неожиданно людно; оказалось, что большинство едет из Пасане, с фестиваля народной песни. Найдя себе купе потише, где неостывшие или, наоборот, излишне разогретые любители северингийского фольклора не горланили бы нечто бодрое, помогая себе слаженными топотом и хлопками, она устроилась поудобней и принялась просматривать бабушкину папочку.

Содержимое ее оказалось несколько неожиданным: практически все документы были посвящены семейству Герхарда Штрауса — известнейшего фабриканта, одного из богатейших людей в стране, производителя отличнейшего охотничьего оружия и охотничьих аксессуаров, популярных во всем мире пистолетов и револьверов, а также владельца крупнейшего в Европе завода авиационных двигателей — словом, столпа северингийского общества, мецената, благотворителя и прочая, прочая, прочая.

«Неужели Майк замахнулся на него?» — ужаснулась Шано, перелистывая страницы.

Оказалось, не совсем так. В самом конце обнаружилось несколько листочков, скрепленных отдельно чьей-то заботливой рукой. Это, как следовало из надписи, сделанной каллиграфическим почерком, был список того, чем интересовался Майк перед своей смертью.

Имя самого Штрауса здесь не фигурировало, зато речь шла о его дочери Франсис вад Тимас. Эта дама уже лет тридцать блистала красотой и, кажется, намеревалась блистать ею и впредь. Майку, как поняла Шано, зачем-то понадобился список всех омолодительных процедур и операций, которые та делала. Шано не смогла углядеть в них ничего криминального, хотя некоторые детали, надо сказать, были довольно сомнительными — как с медицинской, так и с косметической точки зрения.

Итак, господа старые сыщики не ошиблись. Шано узнала имя таинственной особы, на которую упорно намекал Коэн.

Но это ничего не прояснило, а даже больше запутало: при чем здесь Штраус и его вечно молодящаяся дочь? А если даже и при чем, то почему, скажите на милость, им — или ей? — понадобилось убирать Майка таким изощренным способом. Хватило бы ножа под ребро в какой-нибудь тихой подворотне, удара бутылкой или, скажем, табуретом по голове в пьяной драке — старые как мир, проверенные временем, простые и безопасные способы.

Нет, Шано положительно ничего не понимала. Она сложила листочки в папку, убрала ее в сумку, закрыла глаза — и так сидела до самой Корисы.

На вокзале ее ожидал сюрприз. Едва она сошла с поезда, как, следом за объявлением о его прибытии Шано Шевальер было предложено подойти к центральной кассе. Ей передали конверт, из которого Шано извлекла записку и знакомый ключ от машины господина Мюллера. В записке патрон уведомлял ее, что оставляет свою машину на стоянке и напоминает, чтобы она позвонила — не в контору, а к нему домой — и доложила о своих успехах, о целостности машины, ну и, заодно, о самой себе.

Шано ухмыльнулась и направилась к стоянке. Забота патрона ее приятно удивила и была как нельзя кстати.

Поэтому, очутившись дома, она первым делом позвонила патрону; предварительно, правда, наполнив ванну горячей водой и погрузив в нее уставшее за день тело.

— Ну? — вместо приветствия произнес в трубке голос Мюллера.

— Это я, патрон, — сказала Шано, — только что приехала.

— Догадываюсь, — ответил Мюллер. — И уже валяешься в ванне, вместо того чтобы поспешить с докладом.

— Экий вы проницательный, — съязвила Шано. — Вы что, камеру у меня за зеркалом спрятали и подсматриваете?

— У тебя спрячешь, — усмехнулись в трубке. — А даже если и так, тебе меня нечего стесняться. Я давно уже не мальчик, но муж. Я за свою жизнь столько женщин повидал, что тебе и не снилось. И в одежде, и без одежды, и даже без кожи, — уточнил на всякий случай господин Мюллер и добавил: — К тому же ты не в моем вкусе.

— Опять хамите, — вздохнула Шано, давно привыкшая к тяжеловесным шуточкам своего патрона.

— Нет, просто констатирую, чтобы ты о себе не возомнила. — Мюллер помолчал. — Ладно, ты, я вижу, устала. Докладывай — и можешь отдыхать.

Шано доложила. Мюллер ее не перебивал, зато иногда с явным удовольствием похохатывал в трубку и вставлял восторженные междометия.

— Ну, это же надо! — воскликнул он, когда Шано закончила. — Это же золотое дно! Ну бабуси! И за столько лет ни разу не попасться!.. А ты говорила: «божьи одуванчики», «нечего туда ехать».

— Я уже так не говорю, — парировала Шано. — И не думаю тоже.

— Ладно, это мы обсудим потом, — сказал Мюллер. Голос его стал деловым: — Что о главном?

— Есть и о главном, — ответила Шано. — Бабушки мне дали папочку, то, чем Майк интересовался в последнее время. Там…

— Погоди, — перебил ее господин Мюллер. — Давай-ка без имен. Ты намекни, а я уж, если совпадет, догадаюсь.

— Вы что, патрон, думаете, нас слушают? — удивилась Шано.

— Ну, это вряд ли, — замялся Мюллер. — Но если Бернар прав, осторожность не помешает. Давай, намекай, — потребовал он.

— Это паранойя, патрон, — предупредила Шано; Мюллер диагноз проигнорировал, и ей пришлось намекать. — Та-ак, — сказала она после некоторого раздумья. — Это женщина. Богатая, немолодая, но выглядит куда лучше наших бабушек. Майк как раз этим интересовался особо. И она дочь одного известного промышленника…