Максим Дегтярев - Условный переход (Дело интуиционистов)

Замок особенно не сопротивлялся. Я думал, что окажусь по ту сторону забора, но за дверью возникли ступеньки и длинный туннель — мрачный и, из-за редких фонарей, полосатый. Шагов через десять я понял, что нахожусь под ангаром, это меня не остановило, и я пошел дальше.

Трубы, кабели, заслонки… Пора бы появиться и лестнице. Я нашел ее уже в другом тоннеле, шедшем вдоль ангара, приблизительно под его торцевой стеной, дальней по отношению ко входу в клуб. Поднялся на один этаж.

Шеф додумался, когда позвонить. Комлог заныл в тот самый момент, когда я размышлял, смогу ли я пройти незамеченным мимо парня в униформе, который стоял в нескольких метрах от лестничной площадки. Парень начал оборачиваться, я шмыгнул обратно на лестницу и быстро побежал наверх, одновременно отвечая Шефу, что я его внимательно слушаю. Тот сообщил, что приглашение уже у администратора, оно на мое имя, и для того, чтобы его забрать вовсе не обязательно хамить служащим клуба. «А ты где, собственно?» — спросил он не потому, что увидел на экране что-то неожиданное, а потому, что догадался по моему лицу, что именно этот вопрос должен поставить меня в тупик. «На пожарной лестнице», — ответил я. «Там пожар?». «Был. Уже потушили».

«Ну, слава богу», — кивнул Шеф и прервал связь.

Перед тем как ответить Шефу, я успел подняться на два пролета. Спускаться вниз мне не хотелось, — кроме парня в униформе, там не было ничего интересного. Я продолжил движение наверх.

Десять пролетов, и никакого намека на дверь. Каменный колодец мне начал надоедать. С чего это он вдруг каменный? — задумался я. Потрогал стену: бутафория — пенобетон и местами — пластмасса, все держалось на металлическом каркасе и честном слове того, кто это строил. Сквозь решетчатые пролеты было видно, что скоро потолок. Я поднялся еще на два пролета и, наконец, нашел дверь, она была не заперта.

Лабиринт из бутафорских коридоров со следами разноцветной краски на стенах. Я услышал какие-то звуки, кажется, кто-то кем-то командовал. Пошел на звук, и чем он становился громче, тем ниже я пригибался. Когда впереди замаячил просвет, рука автоматически полезла за пазуху, но ничего подходящего там не нашла. В конце концов, я очутился на площадке, которая изображала разрушенную взрывом огневую точку. Прячась среди псевдокаменных глыб, я дополз до обрыва. Прямо передо мной зиял провал, изрезанный лучами прожекторов. Когда глаза привыкли, я увидел огромный зал, заваленный, как склад стройматериалов после бомбежки. Висячие мосты и всевозможные лестницы пересекали зал в разных направлениях. Слева от меня, вдоль стены, тянулась балюстрада, она уходила куда-то в темноту. Справа и прямо подо мной — ярусы бастионов (или вроде того), в той или иной степени разрушенных. Приглядевшись, я заметил, что в самом низу, на подступах к первому ярусу укреплений, кто-то копошится. Нападающая сторона, догадался я, homo sapiens armatus. Но кого они атакуют? Оказалось, что защитники крепости находятся буквально рядом со мной. Чтобы разглядеть их вблизи, мне пришлось перебраться ярусом ниже — благодаря каменному нагромождению, сделать это было нетрудно. Теперь, непосредственно справа от меня находился уцелевший (с фронта и сверху) бастион, через дыру в его ближней ко мне стене я увидел трех роботов. Приставным шагом они переваливались от одной амбразуры к другой и вяло отстреливались.

Экстерьер у роботов был явно не местный. Если бы в Австралии шел снег, и если бы кенгуру имели склонность к ваянию, и, наконец, если бы я умел понятно объяснять, то снеговики в Австралии выглядели бы в точности, как эти роботы. Полутораметровые, конусовидные, с короткими передними лапами и массивными задними, ступни которых были больше, чем у Дика Филби. В сумке на брюхе находились боеприпасы. Мощный отросток типа хвоста помогал роботам удерживать равновесие и служил дополнительной толчковой ногой, когда им нужно было запрыгнуть на какой-нибудь уступ. Несмотря на явное преимущество в смысле анатомии, роботы проигрывали бой. Похоже, это был последний рубеж обороны. Я решил понаблюдать за ними, чтобы разобраться в правилах игры. На каждом из роботов уже было по несколько фиолетовых пятен, но роботы почему-то не умирали. Сколько раз в них нужно попасть? Или это следы прошлых боев? Один из роботов слишком далеко высунулся из амбразуры и получил шарик в голову. Появилось фиолетовое пятно, робот перестал стрелять, издал короткий, похожий на зевок, стон и упал ничком. Я переключил внимание на двух оставшихся. В отличие от людей, роботы стреляли одиночными выстрелами, с паузой секунды в три. Нечестно, подумал я, но ничего удивительного — кто платит, тот и устанавливает правила. Пока я наблюдал за живыми роботами, тот, что был мертвым, вдруг ожил и снова открыл огонь. Следовательно, он только прикидывался убитым. Длилось это примерно полминуты. Значит, у роботов тоже есть кое-какие поблажки, они умирают далеко не с первого раза — мерси толстосумам, либо это требование Лиги в защиту прав томагочи и им подобных. Дальнейшее наблюдение навело на мысль, что шариком с краской робота убить нельзя, сколько бы раз ты в него не попал, — что, по-своему, логично. И тогда становилось понятно, зачем у роботов на спине находится внушительных размеров рычаг. Нападавшие должны были добраться до этого рычага и, пока робот парализован краской, передвинуть рычаг в положение «выкл.». Так убивают роботов, и этот способ убийства был мне известен.

Противник приближался, — это было ясно хотя бы потому, что выстрелы с его стороны становились все метче и роботы проводили все больше времени лежа на полу. Я приподнялся, чтобы посмотреть, где враг. Тут же получил шарик в плечо, было не больно, но жалко куртку — не факт, что пятно ототрется. Если бы не обида за испорченную одежду, я бы до конца боя придерживался строго нейтралитета, поскольку таковы мои политические убеждения. Однако, помеченный, я не на шутку обиделся, и сердце мое переполнила жажда мщения. Когда ближний ко мне робот в очередной раз грохнулся в обморок, я подбежал к нему на четвереньках, выдернул винтовку — ее еще называют «маркером» — из его клешней, перевел в автоматический режим и дал очередь в сторону балюстрады, ибо по моим соображениям это был самый уязвимый участок обороны. Человек, бежавший в это время по балюстраде в мою сторону, оказался с ног до головы в желтой краске. Из громкоговорителя раздалось несколько тактов похоронного марша Шуберта, затем мужской голос, не скрывая радости, объявил, «что статус объекта с таким-то номером изменен». Измененный (или, попросту говоря, убитый) объект очень удивился, но он не заподозрил, что правила игры изменились. Кажется, об этом заподозрил робот, у которого я забрал винтовку. Он сидел, антропоморфно выражаясь, на корточках и клацал пустыми клешнями. Его соратник справа упал, но робот не догадался взять винтовку у него. Зато об этом догадался я, продемонстрировав тем самым непобедимую мощь человеческого интеллекта. Вернув винтовку ожившему роботу, я подполз ко второму, вставил новую обойму (для этого пришлось поворачивать робота на бок, иначе было не добраться до сумки) и сменил позицию, — мне показалось, что место, где я находился, было уже пристреляно. Попутно я размышлял над тем, почему роботы не стреляют в меня. Неужели они знают противника в лицо? Сомнительно, поскольку лица противников были прикрыты забралами. Было бы неприятно, если бы среди врагов оказались мои бывшие клиенты. Нет, наверное, все дело в цвете вражеских комбинезонов. Полагаю, серый с зеленым вызывает у местных роботов чувство страха за собственную шкуру.