Максим Дегтярев - Условный переход (Дело интуиционистов)

— Никогда, — отрезал он, позаботившись о том, чтобы ответ, даже будь он правдивым, прозвучал, как явная ложь. Говорить мне правду Брайт счел бы для себя унизительным.

— Я очень устала, — упавшим голосом проговорила Изида, — у вас есть еще вопросы?

— Да, конечно, — подбодрил я владычицу слов, — о картах таро. Мудрец, Девятка динариев, Башня, Колесо Фортуны, Повешенный и Паж с костылем, которым вы обозначили меня. Откуда взялись эти карты, и что они на самом деле означают? Про пажа я уже понял, давайте поговорим об остальных.

Она снова оглянулась на Брайта. Тот равнодушно пожал плечами.

— Их назвал мне Спиноза — кроме «Пажа», конечно. Пажа посохов выбрала я. Для вас.

— Не мудрено, — покачал я головой, — мы ведь с ним незнакомы. А… как бы это выразиться… на словах он что просил передать?

— Кто?

— Спиноза.

— Вы считаете меня сумасшедшей?

Брайт тут же встрял:

— Изида, пойдемте отсюда.

Я извинился тремя разными способами.

— В это мало кто верит, — сокрушенно произнесла Изида по поводу ее посредничества между миром падшим и миром возвышенным. Я задал вопрос по существу:

— Кто попросил вас вызвать дух Спинозы?

— Профессор Эйтвед.

— И когда это случилось?

— Давно, больше года назад.

— Точнее, если можно…

— В декабре позапрошлого года.

— Кто, кроме вас и Эйтведа, присутствовал на спиритическом сеансе?

— Мой муж и… — она посмотрела на Брайта.

— Да, — сказал он твердо, — и я там был. Ну и что?

Действительно, что тут такого? Собираются же люди, чтобы посмотреть, к примеру, футбольный матч.

— Да ничего… Почему Спиноза решил изъясняться с вами на языке карт?

— Потому что этот язык пережил века. Язык современной науки философу недоступен, а на языке его геометрии нельзя выразить то, что он собирался до нас донести.

— Это он так сказал?

— Да. Затем он назвал карты.

— И что они, по-вашему, значат?

— По словам философа, карты должны каким-то образом проявить себя в нашем мире, дать о себе знать. Проявившись, они укажут ответ на вопрос, мучавший нас веками.

— Какой вопрос?

— Вопрос о молчании Вселенной.

— Ни больше ни меньше… С какой целью вы показали мне эти карты? Между прочим, вы обманывали, говоря, что предсказываете мое будущее.

— Я не обманывала вас. Карты говорили о будущем всего человечества, следовательно, и о вашем будущем. Мне хотелось, чтобы вы запомнили эти пять карт, потому что… — Изида споткнулась, она явно подбирала слова, чтобы не сболтнуть лишнего. — Если вы заметите, что что-то происходит — что-то непонятное — вы будете свидетельствовать, что событие было предсказано, что связь с таро не случайна…

— Понимаю. Это называется утечкой информации в прессу. Изида, поверьте, пресса на вашей стороне, но ей, как никогда, требуется ясность. Какого рода событие нам следует ожидать?

— Я этого не знаю. И, несмотря на обещание, вы снова иронизируете.

— Вам так показалось. А Вацлаву Кремпу вы предсказывали судьбу?

— Вы имеете в виду, так же, как вам? Да, я показала ему эти карты.

— А он?

— Как и вы, он стал расспрашивать, откуда я о них узнала. Когда я ему объяснила, он не принял меня всерьез.

— Вы надеялись на что-то другое?

— Нет. В отношении людей я давно не питаю иллюзий.

— Профессор Эйтвед, вероятно, отнесся к предупреждению Спинозы иначе, чем остальные. Что он заказал вам после спиритического сеанса?

— Сегодня вы слышали его мнение. Существование бога Спинозы можно обосновать логически, но сама логика должна быть иной… Чтобы прийти к ней, необходимо сначала вернуться к до-логическому, то есть, образному мышлению. С каждой картой таро связан определенный пласт культуры, целый ассоциативный комплекс, поэтому философ использовал карты вместо слов.

— Но при чем здесь уфология и «молчание Вселенной»?

— Отсутствие слов, господин Ильинский, не эквивалентно молчанию. Мы ищем внеземной разум, а не внеземных… простите за грубое выражение… болтунов. Помните, я рассказывала вам о Вирадже, Космическом разуме? Нити сознания соединяются в нем подобно тому, как наши информационные потоки соединяются на Накопителях. Найдя эти нити, мы найдем братьев по разуму.

— Стало быть, на Лагуну вы прилетели в поисках этих самых нитей…

— Мы прилетели на конгресс, — отрезал Брайт раньше, чем Изида успела что-либо ответить.

— Ну да, разумеется, — согласился я, — скажите, ваш муж разделял точку зрения Эйтведа?

— Он поднял всех нас на смех, — гневно произнесла Изида, поднимаясь с шезлонга. — Мне пора возвращаться к гостям. Кажется, я ответила на все ваши вопросы.

— Кроме последнего. — Я вывел на экран комлога портрет ЧГ. — Это Кремп?

Изида удивленно посмотрела на портрет.

— Нет, это не он.

Честно говоря, я скорее готов был переварить десять Космических Разумов, чем этот ответ на чисто технический, как я полагал, вопрос.

— Присмотритесь внимательней, — попросил я безо всякой, впрочем, надежды.

Изида склонилась над экраном.

— Глаза похожи… Но, все же, это не он. Откуда у вас этот портрет?

— Его составили со слов свидетелей. Что если…

Я убрал Человеку с Гвоздем бороду и укоротил волосы.

— Ближе, но… Лицо у Вацлава не такое вытянутое и скулы шире. Крылья надо тоже чуть-чуть расширить, у Вацлава нос не столь классический, ваш художник ему явно польстил.

— Хорошо хоть с полом он не ошибся, — хмыкнул я по большей части про себя.

Кое-как мы откорректировали портрет, точнее, составили новый. Зрение у Изиды получше Лииного, но зато доверия к ней несравнимо меньше.

Пора было собираться в обратный путь. Лодка, на которой я прибыл к «Утесу обеднения», отходила в десять, беря на борт уфологов, ночевавших в гостинице на столичном острове. К сожалению, никто из них не остановился в «Рице». Гретта сказала, что остается ночевать на вилле.

— Я думал, все спальные места распределены между уфологами.

— Как-нибудь переночую, — ответила она, считая, что дает мне повод для ревности.

— Потом какие планы?

— Днем послушаю доклады, потом, наверное, вернусь в гостиницу.

— А где вы остановились?

— Так я вам и сказала!

Она не учла, что мне было решительно наплевать на то, где она остановилась.

— Ну, как хотите…

Холодно попрощавшись, я побрел за толпой уфологов, которые с беспокойством обсуждали, поместятся ли они все в подводную лодку.

Другича мучила бессонница. Ближе к рассвету он погружался в некое зыбкое состояние, пограничное между сном и явью, оно длилось ровно столько, сколько длиться короткий сон. Балансируя на этой грани, Другич раз за разом искал способ спасти Кирилла; ему казалось, что есть какой-то ключ, способный отрыть дверь в прошлое, ключ, похожий на формулу или заклинание, и Другич его действительно находил, но отпертый временной туннель вел не далее полудня двадцать третьего декабря, в этот час Кирилл был уже мертв.