Luide - Записки практикующего адвоката

Судья лишь скептически слушала рассказы свидетелей об этом, а потом засыпала их вопросами. Свидетели путались, терялись и еще более ухудшали положение истца.

Я изо всех сил пыталась смягчить ситуацию и сгладить несуразности, однако мне слабо это удавалось, и я прекрасно это понимала.

Наконец, допрос свидетелей закончился.

— Ваша честь, — встал с места представитель истицы. — Просим приобщить к делу копию постановления ГАИ, из которого следует, что в момент, когда, по словам свидетелей, моя доверительница прилюдно угрожала истцу, она на самом деле находилась в совершенно другом месте, где произошло дорожно-транспортное происшествие.

— Ваша честь, — попробовала возразить я, — ГПК требует, чтобы все доказательства должны быть предоставлены суду до или во время предварительного судебного заседания, поэтому прошу отказать в приобщении данного постановления.

Я пыталась сделать хоть что-то, хотя прекрасно понимала, что суды не слишком придерживаются этого положения закона, поскольку не раз было, что апелляционный суд отменял решение из-за отказа присовокупить к делу какое-нибудь доказательство, полагая, что судом первой инстанции не полностью исследованы материалы дела.

— Необходимость в этой справке возникла только после показаний свидетелей, так что причина пропуска срока является уважительной! — парировал мой оппонент, и судья Марчиссон с ним согласилась.

Это стало последней каплей, которая свела на нет все шансы выиграть дело.

У меня оставалась лишь возможность потянуть рассмотрение — возможно, мы истец отыщет новые доказательства, которые пересилят эффект он явно неправдивых показаний его сегодняшних свидетелей.

Я поднялась и заявила:

— Ваша честь, прошу перенести слушание дела в связи с тем, что мне необходимо подготовиться к дебатам и тщательно изучить материалы дела.

При этом я прекрасно понимала, что суд вправе мне отказать.

Судья внимательно взглянула на меня, поколебалась, но смилостивилась:

— Хорошо, у вас будет такая возможность. Заседание окончено, слушание переносится на четвертое декабря.

И кивнула секретарю, чтоб та выключила микрофон.

Все начали вставать, но судья Марчиссон еще не закончила. Она окликнула ответчицу:

— Госпожа Ильвениль, ответьте мне на один вопрос.

— Конечно, — согласилась так, вопросительно глядя на судью.

Кстати, ответчица была дивно хороша, даже для эльфийки: огромные изумрудно-зеленые глаза, тонкие черты лица, светлые волосы до пояса и роскошная фигура. Просто кукла Барби! Не понятно только, чего не хватало моему клиенту?

Все замолчали, предоставляя судье задавать вопросы.

Она поинтересовалась:

— Скажите, зачем вам эта квартира?

— Я хочу остаться с Ритиниэлем, — ответствовала та спокойно.

— Зачем? — удивилась судья. — Вы очень красивая и молодая девушка, для вас не составит труда найти другого! Зачем вы гробите себя?

— Мне не нужен другой, я люблю Ритиниэля, — все так же безмятежно объяснила эльфийка.

— Но он ведь не хочет с вами жить, других женщин приводит и вообще… — судья запнулась, явно пытаясь подобрать цензурные эпитеты для обозначения моего клиента.

Но Ильвениль не дала ей договорить и уверенно молвила:

— Ради любви он изменится, вот увидите!

Судья не нашлась, что сказать, лишь покачала головой и нехотя сообщила, что все свободны.

Я вполне разделяла ее отношение: наивно верить, что недостатки любимого вдруг сами собой испарятся, он перевоспитается и станет самым-самым лучшим, нежным и любящим. Но множество девушек верят в самоубийственное утверждение, что ради нее одной он может измениться. Безусловно, бывает, что мужчины и женщины в корне меняют свою жизнь, и любовь — неплохой повод для этого, но это может сделать лишь тот, кто сам искренне захотел перемениться, да и то без гарантий. Ломать себя — сложно и больно, не все это выдерживают, а уж когда пытаются сломать другого и обижаются, если не выходит…

Глупо, право слово!

Домой я добралась в полнейшем изнеможении. Клиент, пребывая в расстроенных чувствах, не предложил меня довезти, да и мне не хотелось с ним общаться и делать хорошую мину при плохой игре.

Дело окончательно проиграно, это понимали мы все.

У меня раскалывалась голова, сил не оставалось совершенно, и я мечтала только об одном — как бы поскорее добраться до постели и выпить таблетку.

Яркий свет солнца, отражаясь от снежного покрова, слепил глаза, и от бликов еще сильнее разыгралась головная боль.

Добредя до квартиры, я бросила вещи прямо при входе, кое-как стянула дубленку и обувь и направилась в ближайшую комнату. По дороге я едва не сверзилась, запнувшись на ровном месте, а потом чуть не ткнулась лбом о дверной косяк. И все это за какие-то несколько метров! Определенно, я была не в себе.

Настроение, мягко говоря, оставляло желать лучшего. Не хотелось расписываться в поражении, но поделать ничего нельзя. На самом деле мои симпатии были скорее на стороне ответчицы, а не моего собственного клиента, но профессиональная этика велела мне защищать истца, да и проигрывать весьма неприятно.

Я валялась на диване, сжав руками гудящую голову, и всячески жалела себя.

Тут в дверях гостиной появилась умильная мордочка Ната. Убедившись, что я уже начала улыбаться, а значит, прихожу в себя, он проворчал. — Хватит страдать, хозяйка. — Хозяйкой Нат называл меня в исключительных случаях или в присутствии посторонних. — Там я тебе твой любимый кофе сварил, и кексы есть свежие.

Я непроизвольно улыбнулась. Умеет же, паршивец, меня отвлечь на что-нибудь вкусненькое! Отвлекусь, подумаю о чем-то не столь грустном и философском, а там, глядишь, и все наладится потихоньку. Жизнь ведь продолжается, и от того, что я вся просто изрыдаюсь из-за ее жестокости и непредсказуемости, никому лучше не станет, и ничего не изменится. Подбадривая себя такими нехитрыми утешениями, я отправилась на кухню пить кофе. А что, ведь и вправду, к тридцати с лишним годам да с моей нервной работой или ты научишься не принимать близко к сердцу проблемы и относиться ко всему философски, или получишь как минимум гипертонию. Я предпочитаю философию.

Выпив пару чашек горячего и ароматного кофе, я достаточно успокоилась и решила заняться личными делами.

К таковым относился и звонок родителям, ведь нужно же их поставить в известность, что дочь наконец собралась создать семью!

Поудобнее устроившись на диване, я набрала номер мамы, и на ее вопрос, как у меня обстоят дела, сразу же ответила:

— Мам, я замуж выхожу.

В первый момент после моего сообщения о будущей свадьбе мама просто потеряла дар речи, я уж было решила, что оборвалась связь. Но нет — немного придя в себя, она засыпала меня вопросами. Конечно, мамино любопытство вполне понятно, однако не слишком уместно. И если еще вполне можно понять желание выспросить подробности эпохального решения, то уж осторожный вопрос "А как же Артем?", право, был совершенно неуместным!