Сергей Лексутов - Ефрейтор Икс

– А что, они оба в больнице?

– Один – в больнице, другой – дома. Болничка у нас хоть и маленькая, но хорошая. Бабка Алькина полночи металась, требовала вертолет вызывать, чтобы внучка ненаглядного в город везти, еле угомонилась, когда врачиха ей сказала, что через пару дней его и выписать можно.

Сидя у постели Алика, Павел чувствовал себя очень неуютно. Алик с ненавистью зыркал на него из-под бинтов, а на вопросы Михаила Северьяновича отвечать отказывался. Наконец тот не выдержал:

– Что, беззащитных пацанов дубасить – это, пожалуйста? А как самому прилетело – сразу милицию звать? Допрыгался…

Тут из коридора ворвалась рослая, полная женщина. С визгливым криком: – "Вот он!" – кинулась на Павла.

Михаил Северьянович ловко перехватил ее, усадил на табуретку, сунул в руку стакан с тумбочки с чем-то желтоватым. Она машинально глотнула, оторопело посмотрела на стакан:

– Чем ты меня поишь?

– Это разве не вода? – изумился Михаил Северьянович.

Она поставила стакан на тумбочку, уже спокойнее сказала:

– Если ты, Северьяныч, не посадишь этого бородатого бандита в кутузку, я напишу, куда следует.

– По твоей указке я никого сажать не буду. А тех, кто виноват, посадить бы следовало…

– Вот и хорошо. Ты всегда справедливым мужиком был, за то тебя и уважают.

– Рано радуешься. Если дело до суда дойдет, твоему внучку придется сухари сушить. Так что, носи ему побольше разносолов, поправляться ему побыстрее надо, сил набираться.

– Ты что, Северьяныч?! Мальчишка при смерти, и он же виноват?!

– Ну, до смерти ему еще далековато; его ломом в три приема не убьешь. А за участие в разбойном нападении с применением огнестрельного оружия по головке не гладят.

– Как же так? Что теперь делать?.. – растерянно протянула женщина.

– Что делать? А я почем знаю? Раньше надо было думать…

Милиционер торопливо пошел к двери, Павел с облегчением поспешил за ним. Выйдя на улицу, Михаил Северьянович глубоко вздохнул, проговорил хмуро:

– Ты осторожнее с ней. Она не успокоится, капать везде будет, кляузы строчить.

– Михаил Северьяныч, а можно это дело прикрыть, а?.. – искательно протянул Павел.

– Прикрыть?! Да я же о тебе забочусь, дурья башка! – вдруг вскричал милиционер. – Если ты не напишешь заявление, на тебя напишут. Из этого дела все равно пшик получится, но эта баба, зато присмиреет. Если дело не заводить, она тебя с ног до головы грязью вымажет. Твои действия правильные были, это ясно. А вдруг, какому дураку из района поручат разбираться? Или не дураку, а вовсе умному? – с намеком добавил Михаил Северьянович. – Да он так повернуть сможет, что тебе же придется года два в тюрьме париться. Знаешь, эти районные суды?..

Они подошли к покосившейся калитке, висевшей на одном шарнире. По двору шла дряхлая старуха, тяжело опираясь на палку.

– Где внук-то? – обратился к ней милиционер.

Павел отметил, что он не поздоровался, значит, сегодня уже побывал здесь.

– Дома. Сидит, как сыч. Доигрался. Наконец, и ему попало… Жаль, тот добрый человек ноги ему не переломал, может, за ум бы взялся…

Они медленно, подлаживаясь под старческий, шаркающий шаг, двинулись к крыльцу. Пройдя через тесные, с перекошенным полом, сени, вошли в избу. На кухне у стола сидел парнишка. На руке его свежо белел гипс. Ночью парнишка показался Павлу не таким; взрослее и ростом побольше.

Михаил Северьянович присел к столу, заговорил:

– Ну как, Витя, куда обрез-то спрятал? Или дружки тебе еще не успели его передать? А ведь я его все равно найду, и сидеть тогда тебе не меньше пятилетки.

– Доигрался… – бабка сокрушенно покачала головой. – Как же я теперь, одна-то? Однако в дом престарелых подаваться надо, – повернувшись к Павлу, она пояснила: – Родители-то его все по Северу за длинным рублем гонялись. Ну, мать его, дочь моя, не вынесла той погони. Север не каждому в прок идет, померла она. Витьку мне оставила. Папаша о нем вовсе уж забыл, второй год денег не шлет.

Виктор расковыривал ногтем дыру в клеенке, искоса бросая взгляды на Павла.

– Как рука? – сочувственно спросил Павел.

– Рука, как рука… – Виктор дернул плечом. – Врач сказал, до тюрьмы заживет.

– Михаил Северьянович усмехнулся:

– Когда у сторожа ружье крал, да когда ствол у него отпиливал, о тюрьме не думал? А жаль. За кражу, за ношение и за нападение с огнестрельным оружием – много получается.

– Не крал я у сторожа… – упавшим голосом протянул Виктор.

– Кто крал?

– Не знаю…

– Значит – ты. Одноствольный обрез у тебя видели.

– Да не крал я!

– Хорошо, давай обрез, я по номеру посмотрю, тот или не тот.

– Нету у меня обреза!

– Где он?

– Откуда я знаю? Вот он, как меня по руке звезданул, я и света белого невзвидел.

– Ладно… – с угрозой в голосе протянул Михаил Северьянович. – Ты подумай до завтра, – и, поднявшись с табуретки, пошел к выходу. – Пойдем, Павел Яковлевич.

Павел не двинулся с места, сказал:

– Вы идите, а мне с Виктором потолковать надо.

Михаил Северьянович задержался на пороге, долгим взглядом посмотрел Павлу в лицо и вышел.

Павел спросил:

– Ну, и что делать собираешься?

– А не докажете. Обреза-то нет. Мы не темнота какая-нибудь, законы знаем…

Павел вытащил из-под куртки обрез, положил на стол. Лицо Виктора на глазах побелело. Видимо, он искренне полагал, что кто-то из дружков в суматохе обрез прибрал. Пошарив в кармане, Павел достал патрон, поставил рядом.

Бабка застучала клюкой по полу, закричала:

– Ах ты, бандюга! До чего дошел?.. Такой же душегуб выродился, как твой папаша…

Она замахнулась на него клюкой. Защищаясь, он поднял над головой загипсованную руку. Бабка плюнула, и заковыляла к двери, бросив на ходу:

– Лучше я в богадельню пойду, чем с таким внучком горе мыкать…

– Что же это я тебе такого сделал, что ты на меня патрон пулей зарядил? – тихо проговорил Павел. – Мы же с тобой до сих пор даже ни разу не встречались…

Не поднимая головы, Виктор пробубнил:

– Не хотел я вас убивать, только попугать… А вы мне руку… Как я теперь работать буду?

– Откуда ж я знал, что ты меня убивать не будешь? Когда попугать хотят, оружие холостыми патронами заряжают. Пуля в обрезе – дело серьезное.

Виктор молчал, расковыривая гипс на руке. Павел задумчиво смотрел то на обрез, то на пальцы, будто снегом, припорошенные гипсовыми крошками. Белые крошки сыпались и на клеенку.

– Пошли, – вдруг решившись, сказал Павел.

Виктор медленно поднялся, потерянно промямлил:

– Я только оденусь…

– Не надо.

Они вышли во двор. Павел направился к толстенному березовому комлевому чурбаку, служащему для колки дров. К комлю был прислонен тяжелый колун. Положив обрез на чурбан, Павел сказал: