Олег Лукьянов - На одной далёкой планете

— Ну что ж, на этом пока закончим. Пора завтракать. Иди накрывай на стол.

Лидочка с облегчением вздохнула…

Остальная часть дня прошла в приятных для Лидочки хлопотах. Она сновала по квартире, собирая вещи, а Владимир Сергеевич сидел в своем кабинете — готовил какой-то отчет или доклад. Время от времени он появлялся в гостиной и давал указания:

— Как только получишь номер, сразу же позвони мне.

— Обязательно.

— Если меня не окажется на месте, сообщи свой номер телефона секретарше. Я ее предупрежу.

— Хорошо.

— Позже десяти не возвращайся. Я буду звонить каждый вечер.

— Ладно.

— Обязательно веди подробный перечень всех затрат.

— Ага.

Лидочка кивала, обещала, соглашалась. Мыслями она была уже в Москве. Шутка ли сказать, первый раз в столицу!

Потом Владимир Сергеевич пошел в гараж готовить машину к выезду…

Лидочка, одетая, с чемоданом спустилась к нему в гараж. Он все еще ходил вокруг вылизанной до блеска машины, смахивая бархатной тряпочкой невидимые пылинки.

— Скорее, а то опоздаем. — торопила Лидочка, поглядывая на часы.

— Не опоздаем.

— Полчаса всего осталось!

— Я умею считать время, Лидия, — спокойно отвечал Владимир Сергеевич.

Он сел за руль машины, включил зажигание и стал прогревать мотор.

На вокзал они приехали за десять минут до отправления поезда. Владимир Сергеевич остановил машину у железной изгороди неподалеку от входа на перрон.

— Как видишь, успели вовремя, — сказал он, запирая дверку на ключ. — Я же говорил, что не ошибаюсь в расчетах никогда.

— Да, да, ты не ошибаешься.

Лидочка была готова во всем соглашаться с мужем, только бы он не тянул резину.

Пришлось, однако, потерять еще минуту, пока Владимир Сергеевич неторопливыми размеренными движениями открывал багажник и добывал оттуда чемодан.

— Я действительно никогда ни в чем не ошибаюсь, продолжал говорить Владимир Сергеевич, шагая вместе с Лидочкой по перрону вокзала. — И знаешь почему?

— Потому что ты самый умный и организованный.

— Именно так. Если бы все люди на земле умели действовать четко и организованно, не происходило бы и пятой части тех нелепостей, которые творятся сейчас.

— Да, не происходило бы, — сказала Лидочка, скользя взглядом вдоль вагонов. — Ой, мой, кажется, самый последний. Пойдем побыстрее. — Она потянула мужа за рукав.

— Можешь не волноваться, Лидия. В нашем распоряжении еще семь минут, отвечал Владимир Сергеевич, не прибавляя ни шагу к своей размеренной поступи.

Нет, это не человек, а какой-то механизм!

А вот и Лидочкин вагон, в самом деле последний. Проводница взяла билет, протянутый Лидочкой, и, сделав отметку в блокноте, вернула.

— Не задерживайтесь, сейчас отправляемся.

Купе, к немалой радости Лидочки, оказалось пустым.

Тускло светил ночник под потолком. За сухими оконными стеклами голубел снег между путями.

— Проверь еще раз, все ли взяла — паспорт, деньги, командировочное удостоверение.

Лидочка покопалась в сумке.

— Кажется, все… Да, все.

— Мои инструкции помнишь?

— Помню…

Лидочка стала быстро перечислять.

— Позвонить тебе на завод, позже десяти не возвращаться, вести учет затрат. Ну, иди уже.

В этот момент под ногами лязгнуло, и голос в репродукторе предложил провожающим покинуть вагон.

— Иди, а то сейчас тронется.

Привстав на цыпочки, она клюнула мужа в холодную щеку. Тот и бровью не повел.

…Лидочка сидела у окна, облокотившись о столик, и смотрела на медленно проплывающий перрон. Владимир Сергеевич, высокий, широкоплечий, некоторое время шел рядом с вагоном, подняв, как на параде, руку. Лидочка тоже помахала ему ладонью.

Стемнело. Поезд быстро набирал ход. Пролетел длинной лентой серый бетонный забор трамвайного депо, мелькнула будка путевого обходчика, потянулись пригородные дома, и вот уже заплясали провода в густой синеве за окном.

Лидочка откинулась к стенке купе и стала медленно расстегивать пальто, бездумно глядя в темное окно. Голова ее качалась и вправо и влево от толчков вагона, под полом гулко гудело, но Лидочка не замечала толчков и не слышала гудения. Хорошенькие дела! Всего год замужем, а чувство такое, словно жизнь прожила. До смерти рада, что вырвалась из дома. Нет, он не плохой, не злой. Красивый, даже очень. Никогда голоса не повысит, не пьет, не курит, хорошо зарабатывает. Идеальный муж!

Но уж лучше бы иногда накричал. Только и слышишь постоянные нравоучения: «Лидия, почему ты задержалась?»; «Лидия, ты слишком эмоциональна»; «Почему тебе не сидится дома?» А уж начнет рассуждать, то хоть уши затыкай — до того надоело. Весь мир плохой, один он хороший. Он самый организованный, самый талантливый. Он тащит на себе весь завод, за это его любит высшее начальство, а те, что пониже, косятся, потому что завидуют ему. Владимир Сергеевич Колесников — образец для подражания приходит на работу ровно в девять, а уходит ровно в шесть и все успевает сделать. С ним никогда не случается неожиданностей, потому что он умеет планировать свое будущее. Он на месяц вперед знает, что будет делать в такой-то день и такой-то час. Он самый совершенный человек… Но как трудно жить с совершенным человеком! Этого не знает ни одна, наверное, женщина, потому что ни у одной женщины нет такого мужа.

А может быть, он душевнобольной? Известно же, что сверхпунктуальность, сверхаккуратность, сверхорганизованность и вообще всякие «сверх» могут быть признаками ненормальности.

Лидочка вздохнула и, поднявшись, стала переодеваться. Надо выбросить из головы всякие беспокойные мысли, подумала она. Завтра Москва, она впервые в Москве, и теперь нужно думать только о Москве, о том, как она проведет эти две недели…

В купе вошла проводница, положила на диван постельное белье, забрала билет.

— Чаю принести?

— Да, один стакан, пожалуйста.

Поезд шел на полной скорости. Часто стучали колеса на стыках. За окном в лунном свете мерцало снежное поле. Лидочка выпила чай, расстелила постель и легла.

Она долго лежала, ни о чем не думая, и смотрела, как скачут вверх-вниз провода за окном. Уснула после того, как поезд остановился на какой-то маленькой станции и в вагоне наступила тишина.

Ночью подсели еще пассажиры. Лидочка слышала в полусне их возню, но не проснулась, только укрылась с головой одеялом.

Павелецкий вокзал встретил Лидочку оживленным шумом, солнцем и крепким морозцем. Было десять часов утра.

Лидочка вышла из вагона и, щурясь от яркого света, неторопливо пошла вдоль вагонов к выходу. Мороз остро покусывал щеки, обжигал легкие. После застоявшейся атсмосферы купе холодный пахучий воздух казался крепким, как нашатырный спирт.