Олег Лукьянов - На одной далёкой планете

В кабинете, принадлежавшем, очевидно, профессору Иконникову, было просторно. Всю стену напротив двери занимал стеллаж с книгами. Перед стеллажом стоял довольно большой письменный стол с тремя разноцветными телефонами и пепельницей, а перпендикулярно к нему был приставлен другой стол — длинный, полированный, с двумя рядами мягких стульев по обеим сторонам. Вдоль стен стояли кресла, над ними висели портреты известных ученых. Еще в кабинете имелся платяной шкаф, на окнах висели кремового цвета шторы из синтетики.

Некоторую неожиданность являла собой неподвижная человеческая фигура, стоявшая в углу, неподалеку от двери. Это был макет того самого робота Чарси, которого показывали на международной выставке. Лидочка узнала его сразу. Розовощекий, улыбающийся, синеглазый, со скульптурно-рельефными мышцами на голом, отливающем желтизной теле, он стоял чуть подавшись вперед и подняв руку, словно неся людям благую весть о скором пришествии эры антропоидных роботов. Входя в кабинет, Лидочка его не заметила и теперь только окинула беглым взглядом и больше старалась не смотреть на него…

Присутствующие разбились на маленькие группки и негромко переговаривались, как бывает, когда ждут главное лицо, без которого дело не начинается. Соселия сидел маленький и серьезный рядом с грузным Гринько, который держал на коленях черную папку и что-то ему говорил, наклонившись над ним, как над ребенком. Лидочке показалось, что один раз, глянув на них, Соселия чуть заметно им улыбнулся. Оба работника милиции были в штатском.

Очень не понравился Лидочке Стулов, который разговаривал у окна с непроницаемо-холодным Владимиром Сергеевичем. Прилизанный, розовощекий, он то и дело бросал в их сторону быстрые взгляды, словно проверяя, на месте ли они.

— Замышляет, поросенок! — насмешливо проговорил Володя.

— Какой он все-таки отвратительный! — тихо сказала Лидочка.

Курчавый брюнет в очках взглянул на наручные часы и подошел к окну, высматривая что-то внизу сквозь стекло. Через минуту он сообщил:

— Эрен приехал.

— Роман Николаевич, — расшифровал его коллега, тоже вставая. — Сейчас придет.

И действительно, через несколько минут дверь отворилась, и в кабинет вошел среднего роста моложавый мужчина в коричневом, отлично скроенном костюме.

— Здравствуйте, — сказал он сразу всем присутствующим и, не задерживаясь, прошел к письменному столу мимо застывших в почтительных позах сотрудников, — Прошу извинить за опоздание, — сказал профессор, усаживаясь.

Голос у него оказался почти такой, каким его Лидочка слышала по радио — высокий, слегка приглушенный, с той ласкающей слух интонацией, какая вырабатывается у людей, довольных жизнью, любящих и умеющих нравиться окружающим.

Оба сотрудника уселись по обе стороны стола, в непосредственной близости от профессора.

— Можно поближе, товарищи, — пригласил остальных курчавый.

— Ничего, мы здесь посидим, — сказал капитан. — Так виднее.

Володя с Лидочкой остались на своих местах, зато Стулов и Владимир Сергеевич воспользовались приглашением и сели в середине стола. Профессор вынул из кармана мундштук и вставил в него торчком сигарету.

Двумя льдинками блеснули светлые глаза, задерживаясь на Лидочке.

— Не возражаете?

— Нет, — сказала Лидочка, покачав головой.

Иконников очень заинтересовал ее — тем уже, что внешне никак не походил на профессора. Голова у него была маленькая, крепенькая, ладно приставленная к туловищу, волосы уложены в аккуратную прическу с ровным пробором. Пожалуй, его можно было бы принять за спортсмена, если бы не гладкий выпуклый лоб с легкими залысинами и умные, проницательные глаза, свидетельствующие о том, что их обладатель принадлежит к интеллектуальному сословию. Вообще профессор с первого взгляда производил впечатление человека умного, уравновешенного и знающего себе цену. Лидочка верила первому впечатлению, и теперь оно ей говорило, что Иконников, кроме того, человек порядочный, с принципами, в которых, по-видимому, очень тверд. А это означало, что с ним может быть и легко и трудно. Многое зависит от того, как будет вести себя Володя. Только бы не настраивался заранее против профессора.

— Интересный мужик, — негромко сказал Володя. — Сразу видно самородок.

Лидочка сжала ему руку и тоже тихо сказала:

— Ты поосторожнее с ним.

— Не волнуйся, — шепнул Володя.

Иконников сквозь сигаретный дым разглядывал двойников. По добродушно-ироническому прищуру его светлых глаз Лидочка поняла, что он и не думал верить сообщению об искусственном человеке, если только его вообще вводили в подробности. Иного отношения к подобной идее от серьезного ученого нечего было и ожидать.

— Ну что ж, будем знакомиться, — сказал профессор дружелюбно. — Меня зовут Роман Николаевич, а это мои коллеги — Семен Миронович (брюнет в очках кивнул) и Виктор Иванович (широколицый с бородкой тоже кивнул).

— Вы, если не ошибаюсь, работники милиции? — обратился он к Гринько и Соселии.

Те, по очереди привстав, представились.

— А вы, значит, и есть герои нашей встречи? — сказал он двойникам.

Те также поднялись и назвали каждый полное имя, вызвав улыбки на лицах ученых.

— А вы, простите, кто будете? — спросил профессор Лидочку.

— Жена, — несколько робея, сказала Лидочка. — Колесникова Лидия Ивановна.

— Простите, чья жена? — любезно осведомился Семен Миронович.

— Вот его, — простодушно сказала Лидочка, кивнув на Володю, и смутилась еще больше, увидев новую улыбку на добродушной физиономии Семена Мироновича.

Усмехнулся и профессор, стряхивая пепел в бронзовую пепельницу.

— Кто будет делать сообщение? — спросил он.

— Разрешите мне, — сказал капитан Гринько, поднимаясь.

— Пожалуйста, — кивнул профессор. — Да вы сидите, — сказал он, махнув рукой с сигаретой. — Я думаю, товарищи не будут возражать.

Капитан сел, не торопясь раскрыл папку с листками и, откашлявшись, начал читать протокол — ровным голосом, негромко, не прерывая чтения и не поднимая головы.

Протокол был написан простым слогом, точно и по существу без ненужных подробностей и в то же время с сообщением главного, без чего картина событий была бы неполной. Можно было подумать, что составляли его сами задержанные, а не работники милиции. «Наверное, Соселия писал», решила Лидочка, глядя с симпатией на погруженного в думы следователя. «Переживает за жену». Она уже поняла, что Соселия не сердится на них за отказ, и теперь очень на него рассчитывала.

…И снова, как в милиции, когда говорил Володя, Лидочка стала потихоньку наблюдать за присутствующими, пытаясь догадаться, кто как относится к сообщению капитана.