Джозеф Финдер - Дьявольская сила

Париж для меня так и не стал великим мировым центром; он скорее был подмостками, на которых то и дело развертывалась одна и та же кошмарная сцена. Для меня Париж — это не красивые средневековые дома в центре города и не его достопримечательности. Он для меня — прежде всего улица Жак, та темная узенькая улочка, где гуляет гулкое эхо, где были убиты Лаура и мой так и не родившийся ребенок и где Джеймса Тоби Томпсона III в результате ранения парализовало на всю жизнь. Последствия этого трагического акта потом то и дело сказывались, превратившись в своеобразный ритуал и приобретя гротескные и искусственные формы. Париж стал для меня синонимом трагедии.

И вот я снова оказался здесь, ибо другого пути не было.

Я сижу в обшарпанной студии уличного фотографа, расположенной на втором этаже дома по улице де Сеж. На первом размещен маленький неказистый магазинчик, торгующий всякой «порнухой». На вывесках написано «Секс-шоп», «Видео и сексодром», «Нижнее белье и принадлежности для секса», поблизости ярко светятся зеленые кресты аптеки.

Некогда это была небольшая уютная однокомнатная квартира, но со временем она мало-помалу превратилась в мрачный вертеп, в котором сочетается студия фотографа, где ведутся съемки крутых порнографических сцен, с продажей и прокатом порнографических видеокассет, фотографий и всякой аппаратуры для просмотра. Я сижу на грязном покосившемся стуле и жду, когда Жан закончит работу. Жан — его фамилию я никогда не знал и не пытался узнать — занимался весьма доходным побочным занятием: прекрасно изготовлял фальшивые документы — паспорта, удостоверения и прочие «ксивы» — для частных сыщиков и мелких жуликов. Ранее, когда я служил в Париже, мне приходилось иногда обращаться к нему за услугами, и в моих глазах он был надежным парнем и добросовестным мастером своего дела.

Мог ли я теперь довериться ему? Ну что же, с одной стороны, в нашей жизни надежного и неизменного ничего нет. Но с другой, Жан обладал всеми нужными достоинствами, чтобы можно было полагаться на него, поскольку средства к существованию он добывал благодаря своей безупречной репутации и благоразумию, любой предательский шаг опозорил бы его на веки вечные.

Минут сорок пять я лениво листал зачитанный киножурнал и разглядывал от безделья пустые коробки из-под видеокассет, лежащие на прилавке. В порнобизнесе, как я понял, появилось столько новых кумиров и всяких способов, что я даже и не представлял (к примеру, появились секс мировецкий, секс крутой, секс втроем и самые разные их вариации, о которых я прежде и слыхом не слыхивал), и все эти новинки теперь можно запросто посмотреть по видаку.

Минула полночь. Фотограф еще раньше запер дверь и задернул штору на всякий случай: хоть и поздний час, а вдруг кто-то окажется на улице. Затем я услыхал в соседней комнате жужжание колесиков передвижной сушилки фотографических снимков. И вот наконец из темноты появился Жан, худощавый морщинистый человечек средних лет, лысоватый, с озабоченным лицом, на носу у него надеты небольшие круглые очки в стальной оправе. От него сильно несло химикатами, которыми он только что пользовался для придания документам вида потертых старых бумаг.

— Ну, вот и готово, — произнес он, широким жестом выкладывая на прилавок документы и горделиво улыбаясь. Работа у него была чертовски трудная: он перелопатил целую пачку изготовленных в ЦРУ документов, которые вручили нам с Молли, переписав кое-что в них, переклеив наши фотографии и переправив цифры, где требовалось. Всего он изготовил для нас пару канадских и пару американских паспортов, таким образом, мы с Молли могли теперь выдавать себя либо за канадцев, либо за американцев.

Я внимательно проверил все паспорта. Работа выполнена просто безукоризненно. Но и слупил он с меня бешеные деньги, однако в моем положении торговаться не приходилось. Поэтому я согласно кивнул и, без возражений заплатив требуемую сумму, взял документы и вышел на улицу. Там стоял едкий смрад дизельных выхлопов, не умолкал надсадный вой мопедов. Даже в ночное время шум в злачных кварталах не стихал, люди толпились на улицах в поисках быстрых и дешевых удовольствий. Повсюду шатались редкие кучки молодых людей, видимо, студентов, одетых по последней французской моде в стиле ретро 60-х годов — черные кожаные пиджаки или же расписанные надписями куртки и блузки, якобы типичные для американских студентов (однако устаревшие надписи на них вроде «Американский футбол» сразу же смазывали впечатление и наводили на мысль о подделках); длинноволосых, в подвернутых джинсах и в ботинках на толстой-претолстой платформе, смахивающих на ортопедическую обувь, а тут еще мимо промчался кто-то с рокотом и ревом на огромном мотоцикле «хонда».

Затем в течение нескольких минут я обзванивал своих прежних партнеров по работе в ЦРУ. Никто из них официально с американской разведывательной службой раньше связан не был, хотя все они так или иначе находились не в ладах с законом (их занятия трудно отделить от шпионского ремесла, но это не шпионаж). Так, один являлся владельцем греческого ресторанчика, через который отмывались «грязные» деньги (естественно, за вознаграждение), другой же был оружейником и переделывал стандартное оружие по заказам бандитов и наемных убийц. Мне удалось застать почти всех в постели, разбудить и переговорить, за исключением одного гуляки, который отправился, видимо, в какой-то ночной клуб, прихватив с собой подружку и автомобильный радиотелефон.

В конце концов с помощью одного такого партнера, который в прежние времена исполнял роль диспетчера-связника, мне удалось разыскать некого «инженера», как его когда-то называли мои коллеги из парижского отделения ЦРУ, а попросту говоря, парня, который был дока по части международных телефонных систем и горазд на всякие хитрости и выдумки с этими системами. Через час я уже стоял перед дверью его квартиры в обшарпанном многоэтажном доме, выстроенном в 60-х годах в 12-м округе, неподалеку от улицы Республики. Несколько секунд он пристально разглядывал меня через дверной глазок и, только узнав, открыл дверь. В нос сразу же ударил спертый воздух, запах несвежего пива и пота. Он провел меня в скромную, невзрачную квартирку, обставленную дешевой мебелью. «Инженер», низенький и пухлый человечек, носил нестиранные заляпанные краской джинсы и испачканную белую теннисную рубашку, под которой выпячивалось солидное округлое брюхо. Он, очевидно, спал и видел десятый сон, как и большинство парижан: волосы у него всклокочены, глаза полузакрыты. Что-то невнятно пробурчав вместо общепринятого приветствия, он просто ткнул большим пальцем в перепачканный белый телефон, стоящий на кофейном столике с пластиковой крышкой, имитирующей дерево и облупившейся по краям. У столика стоял уродливый диван ядовито-зеленого цвета, из которого в некоторых местах торчала вата. Телефон неустойчиво покоился на стопке разных парижских телефонных справочников.