Анатолий Жаренов - Парадокс великого Пта

– И?..

– Человек или умирает, или превращается в дикое животное. Самое страшное, что он начинает представлять опасность для окружающих. Какая-то цепная зараза. И это не вирус, не бацилла. Словом, что-то новое, неизвестное Земле.

– Марсиане? – усмехнулся приезжий.

– Не знаю, – устало заметил командующий. – Но это страшно, клянусь вам…

– И все-таки я прошу.

– Я не могу, – отвел глаза старик.

Худощавый джентльмен рассеянно повертел кольцо на пальце, потом наклонился к уху командующего и прошептал несколько слов. Старик испуганно отстранился.

– В таком случае, – пробормотал он. – В таком случае ответственность…

– Вы пропустите вертолет. Туда и обратно.

– Но вы не?.. – начал командующий.

– Нам «марсиане» не нужны. Не нужны, – подчеркнул посетитель, вставая.

Вернувшись в отель, он связался с полным джентльменом и сообщил, что его миссия развивается нормально. Тот проворчал в ответ об осторожности и положил трубку. Худощавый усмехнулся, постоял недолго у телефонного столика, о чем-то раздумывая, потом принял ванну и вызвал машину.

Автомобиль мягко тронулся с места. Взгляд пассажира скользил по витринам магазинов. За зеркальными стеклами корчились фиолетовые манекены. Реклама торопилась за быстротекущей жизнью. Лиловые обезьяны предлагали прохожим сигареты «Йети», мыло «Бездна», коктейль «Питекантроп». Где-то далеко отсюда высвеченная лучами мощных юпитеров Глэдис Годфри, млея от отвращения, целовала шимпанзе. Розовый режиссер орал на нее. Розовому режиссеру казалось, что Глэдис вкладывает в поцелуй мало чувства. И Глэдис вкладывала больше. Потому что ей нужны были деньги. Они нужны были всем. И телекинетику Вилли Брауну, и розовому режиссеру, и даже худощавому джентльмену, который ехал сейчас ужинать в одно модное заведение.

***

Над городом сверкала неоновая радуга. А по городу брел толстый неумытый блондин. Он заходил в бары, наклонялся к кому-нибудь из посетителей и шептал, обнажая нечистые зубы:

– Тайна. Великая тайна. За тысячу песо я расскажу вам о пришельцах.

Блондина не слушали. Пришельцами публика была сыта по горло. О тайнах кричали газетчики на всех перекрестках. Но блондин знал больше, чем газеты. Потому что он пришел из-за кордона. Его не заметили ни люди, ни локаторы. Он пришел из мест, пораженных фиолетовой чумой, счастливо избежав заражения. Правда, он слегка помешался. Но в этом не было ничего удивительного. Не каждому удается пережить такое.

Никто не хотел давать тысячу песо блондину. И он неприкаянно бродил между людьми. А вместе с ним по городу бродила тайна, за которую любая газета заплатила бы в десять раз больше, чем просил несчастный сумасшедший.

Блондин прошел мимо модного заведения, где ужинал худощавый джентльмен. Последний не поскупился бы на тысячу песо. А может, отдал бы и больше.

Но худощавый лениво потягивал ледяной коктейль и смотрел на тощую певицу, сообщавшую с эстрады утробным голосом:

Певице тоже нужны были деньги.

***

Грязный блондин забрел в портовую часть города. Ему хотелось есть, но не на что было купить даже гнилой банан. Его привлек острый пряный запах, доносящийся из раскрытых дверей третьеразрядного бара. Он сделал стойку и нырнул, раздувая ноздри, в помещение, наполненное гулом голосов и звоном посуды.

– А я говорю, они не кусаются! – кричал в ухо своему собеседнику рыжебородый великан.

Тот, навалившись грудью на стол, икал и бормотал в промежутках между приступами:

– Когда мы ходили на Фиджи…

Закончить фразу ему не удавалось. Мешали икота и крик рыжебородого.

– Блеф! Все блеф! Никуда вы не ходили, Сэм Питерс. Вы всю свою ничтожную жизнь проторчали в этом вонючем кабаке. Это так же верно, как то, что меня зовут Гопкинсом.

– Когда мы… – начал снова Сэм, но на половине фразы уронил голову на стол и захрапел.

Рыжий Гопкинс сердито отвернулся и заметил блондина, застывшего в нерешительности у входа. Гопкинс находился в том блаженном состоянии легкого подпития, когда человеком овладевает неудержимая потребность разговаривать на отвлеченные темы. Он подмигнул блондину.

– Эй, парень, иди сюда.

Питерс поднял голову, посмотрел остекленевшими глазами на блондина, примеряющегося к стулу, пробормотал: «Черепахи» и опять захрапел. Гопкинс подвинул блондину бутылку, выдернул из-под носа у Сэма стаканчик и плеснул в него виски.

– Пей.

Блондин накинулся на еду. Гопкинс, выждав немного, спросил:

– Ты кто? Немец? Швед?

Блондин проглотил кусок мяса и пробормотал:

– Тайна. Тысячу песо, и я расскажу вам тайну.

Гопкинс удивленно уставился на него, потом громко заржал:

– Ты ошибся адресом, приятель. За тайны платят в президентском дворце. А здесь пьют честные моряки.

Он налил стопку, ловко опрокинул ее и, вытерев бороду, заметил:

– Брось трепаться. И жри. Плачу я…

– Тысяча песо, – упрямо повторил блондин.

– Да ты совсем спятил, – удивился еще больше Гопкинс. – Проклятые газеты! – Он потряс волосатым кулаком. – Третий сумасшедший за один день!

В бар ворвался шустрый мальчишка-газетчик. Размахивая пачкой газет, он побежал между столиками:

– Свежие новости оттуда! Фиолетовая проказа поражает молниеносно! Человечество может быть спокойно! Самый модный цвет платья – цвет дождевого червя!

Блондин вздрогнул и заерзал на стуле. Гопкинс наклонился к нему и участливо спросил:

– У тебя жена там осталась? Или родственники?

Блондин отрицательно покачал головой. А от соседнего столика поднялся чернявый субъект в потрепанной куртке и встал сзади блондина.

– Что за тип? – спросил он рыжебородого.

– Черт его знает, – откликнулся Гопкинс. – Сумасшедший, продает тайну.

– Тысяча песо, – пробормотал блондин. Он уже изрядно охмелел и плохо соображал, где он и что с ним. Чернявый с любопытством разглядывал его.

– Может, я и дам тебе тысячу, – сказал он задумчиво. – Но я должен знать, за какой товар плачу деньги.

– Меня зовут Зигфрид. Зигфрид Вернер, – пьяно пробормотал блондин.

– Мою тетку зовут Хильда, – жестко сказал чернявый. – Она живет в Лиссабоне на самой широкой улице.

Гопкинс захохотал. Он любил остроумных людей и сразу проникся симпатией к чернявому.

– Выпей, парень, – сказал Гопкинс, протягивая бутылку.

Чернявый отстранился.

– Погоди, – проговорил он. – Налей лучше этому… Зигфриду.

Гопкинс наклонил бутылку, но тут внезапно поднял голову Питерс. Взмахом руки он сшиб со стола всю посуду и свирепо потряс кулаком перед носом Зигфрида.

– Толстая крыса! – заорал он на весь погребок. – Зигфрид! Сволочь! Ты такой же Зигфрид, как я президент Панамы! Клянусь!..