Поппи Брайт - Потерянные Души

Во Французском квартале все было тихо и сонно. Кристиан шел, ведя рукой по стенам, по прутьям ажурных железных решеток между каменными колоннами, по дверям и темным витринам закрытых на ночь магазинов, по окнам спящих баров. Он прошел мимо круглосуточной закусочной и почувствовал запах еды: сочный и жирный запах сосисок, яичницы с беконом и кофе – для тех, кому рано идти на работу, аромат жареных устриц, тонко нарезанной ветчины и едкий уксусный запах соуса для сандвичей с мясом и сыром – для тех, кто догуливал после ночи. Очень скоро они расползутся по своим дешевым отелям и меблированным комнатам, чтобы проспать весь день и проснуться под вечер для новой ночной гулянки. Кристиана вдруг замутило, и тошнота прошлой ночи на миг подступила к горлу, но он все-таки переборол себя. Слабость вроде бы отступила, но она могла вернуться в любую минуту.

Небо неумолимо светлело. Кристиан свернул с Бьенвиль на Шартрез, которая шла точно на восток, так что свет восходящего солнца ударил ему прямо в глаза. Боль обожгла зрачки и вонзилась в мозг. Кристиан закрыл лицо руками и вжался в ближайшую стену. Кирпичи были шершавыми и прохладными. Он прижался к ним щекой и на секунду застыл. Глаза щипало, как щиплет кожу при легком ожоге. Когда ему приходилось выходить на солнце, он всегда надевал темные очки, широкополую черную шляпу, перчатки и какую-нибудь свободную одежду, которая закрывала его всего. Но сегодня на нем был только плащ, чтобы в него завернуться. Его уже ослеплял свет нового дня, тем более что конкретно сейчас он себя чувствовал очень усталым. Улица перед ним растянулась, казалось, до бесконечности и вся искрилась отблесками света.

До бара, конечно же, было недалеко. Кристиан осторожно пошел вперед, ведя рукой по стене. Он почти ничего не видел и решил ориентироваться по запаху, но запахи смешивались и сбивали его с толку; он даже не мог разобрать, где находится. Где его бар – уже в этом квартале или все-таки в следующем? Кажется, он еще не проходил Конти. Идиот , – ругал он себя. – Ты сколько лет здесь живешь? Сколько раз ты здесь проходил? У тебя в голове давно должна была отразиться вся карта запахов. Да что в голове – в самой подкорке…

Он попробовал сосредоточиться, выделить отдельные запахи из общей смеси и определить каждый. Вот илистый морской запах от помойки на задах устричного бара. Вот запах канализации – мутно-бурый и насыщенный газами. Вот магазинчик кожаных изделий, судя по запаху крашеной кожи и едкому запаху химикатов. Стало быть, его бар уже рядом – буквально в паре домов.

Он на ощупь добрался до своей двери и вошел внутрь. У него был отдельный вход, который вел с улицы прямо на лестницу на второй этаж, но Кристиан обычно входил через бар, чтобы гарантированно не столкнуться ни с кем на лестнице. Он долго стоял в полумраке, вдыхая темную пыль и слабые запахи виски и пива и всех выпивох, которые побывали здесь за последнее время. Кристиан знал, что, если вдохнуть поглубже, он уловит и запах Уолласа Грича. Сухой запах болезни.

Уоллас. Бедный Уоллас, который уверен, что он отомстил за дочь, уничтожив ее сверхъестественного обидчика. Интересно, что он будет делать, когда обнаружит, что это не так?

Кристиан закрыл глаза. Сейчас он не будет думать про Уолласа, не будет ничего загадывать. Он оглядел зал: барная стойка из потемневшего дерева, бутылки тускло поблескивают на полках, приглушенный разноцветный свет сочится через целое витражное окно. Здесь, внутри, свет его не обожжет.

Но глаза все равно болели. Кристиан поднялся к себе и упал на постель – в свой собственный запах, который всегда его успокаивал. Сухая прохладная кожа, древние пряности и едва уловимый аромат чего-то темного, красного и густого, чуть-чуть с гнильцой. Запах, идущий из самых глубин его естества – оттуда, где кровь никогда не очищается до конца. Унесенный потоком знакомого запаха, Кристиан уснул.

Когда он проснулся, свет, сочившийся в щелку между задернутыми занавесками, был уже не резким и обжигающим, а размытым и мягким. День близился к вечеру, скоро начнет смеркаться. В городе зажгутся фонари, разливая свой тусклый свет, и дети Французского квартала выйдут на улицы в предвкушении ночных забав.

Кристиан лежал на спине, на белых простынях, которые были разве что чуть белее его белой кожи. Он рассеянно накручивал на палец прядь своих черных волос, и смотрел на потеки сырости на потолке – размытые пятна, которые были почти не видны в угасающем свете. Он не думал о чем-то конкретном, не строил планов, не копался в своих переживаниях. Он просто лежал, и смотрел в потолок, и дожидался, пока не наступит ночь. Как только стемнеет, он соберется и уедет из этого города. Он знал: время пришло.

Сколько уже раз он уезжал навсегда. Он жил где-нибудь на одном месте пять лет или все пятьдесят, пока кто-нибудь не начинал подозревать, что с ним что-то не так. А кто-нибудь обязательно начинал подозревать. Всегда. И Кристиан всегда уезжал. Так было проще, чем прятаться или драться. Когда Кристиан был моложе, он всегда дрался и всегда побеждал. Но потом ему стало противно. Он всегда побеждал, то есть всегда убивал. Постепенно он пришел к мысли, что ему очень не нравится убивать, если только он не убивал из-за голода или страсти. Обрывая их хрупкие жизни – кому сколько отпущено: сорок лет, пятьдесят или восемьдесят, – он себя чувствовал злым и жестоким. Он все равно переживет их всех; он может вернуться, когда от его прежних врагов останутся только пыль и истлевшие кости.

Самое главное – это не выдавать себя, всегда держаться настороже и не забывать про страх. Потому что, даже если он убьет их всех, разорвет им всем глотки, все равно найдутся другие. А он не может убить весь мир. Он знал, что Молоха, Твиг и Зиллах никогда не признают эту простую истину: пусть даже они практически неуязвимы, но их очень мало, а тех, других, – много.

Как только его раскроют, они набросятся на него всем скопом. Они потребуют его крови – в отместку за всю ту кровь, которую он отнял, – и не остановятся ни перед чем, чтобы его уничтожить. Любой ценой.

Сам по себе Уоллас не слишком опасен. Он старый и одинокий. Может быть, у него нет друзей, которым он мог бы рассказать про Кристиана. Но зато у Уолласа есть Бог. Он – человек верующий. Он ходит в церковь. А Кристиан знал, что верующие люди истово верят в то, что их святой долг – сокрушать зло в любом его проявлении. Они готовы пожертвовать многим, лишь бы сделать что-нибудь ощутимое и вещественное ради призрачной нематериальной награды, которой они ждут всю жизнь. Сам по себе Уоллас совсем не опасен, но его вера может быть убийственной.

Так что снова пора собираться в дорогу. Время пришло. Так проще, чем постоянно быть настороже и вздрагивать от каждого шороха. Проще, чем вырывать сотни распятий из сотен рук. Проще, чем убивать, глядя в сотни испуганных лиц. Пусть Уоллас умрет с верой, что он отомстил за дочь.