Дэниел Худ - Дракон Фануил

Кто-то недавно упоминал при нем о монетах… Но кто? Лайам прокатил монетку по тыльной стороне руки от пальца к пальцу — фокус, которому он научился еще в юности. Фокус помогал тренировать мускулатуру кисти. Серебряная монетка трижды пропутешествовала от указательного пальца Лайама к мизинцу и трижды вернулась обратно.

Вспомнил! Стражник, которого Кессиас к нему присылал, говорил, что за комнаты, которые снимает таинственная особа, расплатились монетами странного вида, И еще добавил, что хозяин комнат никогда прежде не видел подобных монет. Что бы это могло означать?

Саузварк отправлял свои корабли так же далеко, как и любой из городов Таралона. Он торговал даже с такими далекими краями, как Альекир и Фрипорт. И вне всяких сомнений, какое-то количество тамошних монет оттуда в Саузварк поступало. К тому же, после того как монархия пришла в упадок, местные лорды получили возможность чеканить свою монету, усугубляя тем самым пестроту оборотных денег. Однако на эту пестроту никто особого внимания не обращал, лишь бы чистота металла монеты соответствовала ее заявленному достоинству.

Проще говоря, происхождение монет никого не интересовало. И ничего странного в этом смысле никто в них видеть не мог. Да и стражник сказал, что золото было нормальным.

Если золото было нормальным, значит, странным могло показаться изображение на монете. Значит, на ней красовался отнюдь не профиль того, в честь кого эта монета чеканилась. Изображенные на монетах портреты мало чем отличаются друг от друга. Лайам повидал их куда больше, чем любой средний житель этого захолустья, и знал, что это так. Значит, на монете красовалось нечто иное.

Некоторые из земель, куда еще не добирались корабли Саузварка, но в которых успел побывать Лайам, чеканили на своих монетах изображения экзотических местных животных, или примечательных чем-то строений, или поразительных деталей ландшафта. И вот такие монеты несомненно могли показаться странными любому жителю Саузварка.

Почти любому жителю Саузварка — но не Фрейхетту Некверу, которому Лайам сам указал путь в те края.

Сбитый с толку Лайам перестал следить за пальцами. Монетка упала на пол и закатилась под тяжелый посудный шкаф. Лайам не обратил на это внимания, он с головой ушел в размышления.

Один лишь факт, что Неквер побывал в краях, где еще не ступала нога ни одного саузваркца, не доказывал, что странные монеты принадлежа ли ему. Они могли поступить от любого из членов корабельной команды или от какого-нибудь торговца, с которым Неквер расплатился такими деньгами. Родиной странных монет вообще могли оказаться не земли, обозначенные на картах Лайама. Возможно, их велел отчеканить какой-нибудь чокнутый таралонский вельможа, решивший всех удивить. Все это также могло совсем ничего не значить, а Неквер мог никаким боком не со прикасаться с вопросами, которыми занят Лайам.

Но это могло и означать, что именно Неквер содержит ту незнакомку. Лайаму вспомнилась одна из реплик Лонса. Актер заявил, что Неквер недостоин верности Поппи.

Пожалуй, это стоит проверить. Если окажется, что Лайам прав, тогда он сможет назвать Кессиасу имя таинственной женщины и выяснить многое, очень многое, о чем сейчас даже страшно подумать. Лайам собрал со стола монеты, пальцы его чуть дрожали, — ссыпал их в кошелек и покинул дом.

Когда Лайам проходил через центральную площадь, колокола пробили три. На небе громоздились клубящиёся черные тучи, но Лайама не волновала погода. Очень удачно, что Кессиас рассказал ему, где находятся снятые женщиной комнаты, и объяснил, как этот дом разыскать. Ему предстояло путешествие в глубь Муравейника, поскольку Лайам хотел кое-что уточнить.

Лайам прибавил шагу. Хотя он все еще пред почитал держаться поближе к стенам, головокружение уже почти прошло. Бульон уютно обосновался в желудке, осталась лишь ровная, размеренная боль, на которую относительно не трудно было не обращать внимания.

Сейчас Муравейник менее всего соответствовал своему названию. Его обитатели были достаточно благоразумны, чтобы в преддверии бури попрятаться по домам. Здание, которое искал Лайам, располагалось в маленьком дворике, куда вели — с разных улиц — узкие извилистые переулки. Звук шагов Лайама напоминал шуршание, какое издают ползущие по гладкому песчанику змеи. Летом Лайам просто не посмел бы сунуться в эту дыру — его отпугнуло бы исходящее оттуда зловоние. Но сейчас ливни смыли вонь, и Лайам ощущал лишь запах плесени. Он стал оглядываться вокруг, попутно смерив задумчивым взглядом тонкую полоску мрачного неба над головой.

В крохотном дворике, окруженном высокими зданиями, вряд ли бывало светло даже в летние дни. Сейчас же, когда небо было затянуто туча ми, Лайаму приходилось щуриться, чтобы хоть что-нибудь рассмотреть. К стенам домов, словно ветви плюща, лепились ненадежного вида бал кончики, на них сохло постиранное белье. Эти дома не отличались обилием окон, а те окна, что имелись в наличии, были маленькими и, должно быть, не пропускали света. По-настоящему широкими выглядели лишь оконные проемы мансард. Почти всю площадь двора занимала огромная груда всякого мусора, наполовину состоящая из сломанной мебели и мятой, пришедшей в негодность тары. Двое худющих ребятишек — мальчик и девочка, насколько мог разобрать Лайам, — скакали по этой груде с ловкостью горных козлов.

Лайам окликнул их, и дети безмолвно спустились к нему — держась за руки и почтительно глядя на чужака округлившимися глазами. Девочка — ей было никак не больше десяти — подобрала подол платья и неуклюже попыталась присесть в реверансе. Попутно она ущипнула мальчишку, и тот приложил тыльную сторону ладони ко лбу. Лайам спросил, не знают ли они, где найти хозяина дома, занимающего восточный угол двора, того самого, к которому по чти невозможно было подойти из-за кучи вся ческой дряни.

Девочка ткнула мальчишку локтем в бок. Тот развернулся и проворно полез через преграду.

— Мой брат сейчас его приведет, господин, — сказала девочка и снова неуклюже присела.

Лайам кивнул и оглядел дворик. Ничего интересного он не заметил, а потому снова перенес внимание на стоящую рядом девчушку. Та с неприкрытым интересом разглядывала его. Лайам даже смутился — настолько испытующим был ее взгляд. Десятилетняя девчонка в детском халатике, с грязными, бесцветными волосами, — но взгляд ее словно рассек Лайама на составные части и взвесил отдельно каждую из частей. Очевидно, результат взвешивания оказался благоприятным, поскольку девочка доверительно произнесла:

— Хозяин дома — жирный мерзкий мошенник, господин. Потому он к вам так долго идет.

Лайам ограничился невнятным хмыканьем. Он просто не мог сообразить, что сказать. Он никогда прежде не забирался так глубоко в Муравейник. А кроме того, он никогда не умел раз говаривать с детьми. Потому он испытал искреннее облегчение, увидев мальчишку, который так же проворно карабкался через груду мусора к ним. Вслед мальчишке неслись ругательства чрезвычайно объемистого мужчины, пытающегося эту груду как-нибудь обойти.