Дэниел Худ - Волшебство для короля

«Пусть все идет как идет, Фануил. Если получится — хорошо. Если нет — я ничего не теряю. Цинна все равно уже знает, кто я такой».

«Я могу убить Цинну. И его напарника тоже».

Лайам уронил челюсть.

«Ты это серьезно?»

«Они тебя видели, они знают, кто ты. Они могут навести на твой след миротворцев!»

В рассуждениях малыша был резон. По спине Лайама побежали мурашки.

«Нет. Я запрещаю. Нет».

Последовала длительная пауза.

«Как скажешь, мастер».

Дверь кабачка распахнулась. Вместе с клубом горячего дымного воздуха на улицу вывалились двое гуляк. Они покосились на Лайама, но без особого интереса. Он проводил пьянчуг взглядом, пряча лицо в складках шарфа. И с горечью подумал о том, что мера эта никчемна. Ведь Цинна узнал его без труда. «Ночью, в плаще, в надвинутой шляпе!»

Конечно, воры приглядываются к рисункам, вывешиваемым властями, куда внимательнее, чем кто-либо еще, однако это ничего не меняет. Сегодня, пока Лайам спал, сотни людей подходили к «танцулькам», рассматривали портрет новоявленного убийцы, запоминали черты… «Завтра, когда ты выйдешь на улицу, вокруг тебя соберется толпа…»

Так что Цинна с товарищем не составляли проблемы. Как ни крути, а его лицо уже известно всему городу, и этого — увы! — не изменишь.

«Значит, следует измениться тебе самому!» Лайам глубоко вздохнул, попробовал надуть щеки, потом потрогал щетину на подбородке. Через секунду он кисло хмыкнул. «Неделька-другая — и борода, конечно же, отрастет. Ты станешь неузнаваем, но к тому времени короля не будет в живых!» Тьма побери эту изобретательную Уорден! Человек может переменить многое — одежду, привычки, стиль жизни, — но перекроить собственную физиономию ему не дано!

Дверь кабака распахнулась снова, на этот раз — с большим шумом, ибо кабатчик вытолкал из заведения двоих юнцов. Тех самых, чьи черепа обрабатывали татуировщики. Бедняги грохнулись на мостовую, что-то бессвязно бормоча. Голова одного казалась окровавленной — но то были всего лишь чернила. Черные капли ползли по щекам, на носу паренька красовались темные пятна.

Лайам присмотрелся к рисунку и решительно взъерошил свою короткую стрижку.

«А почему бы и нет?»

Кабатчик приподнял бровь, увидев, что недавний посетитель вернулся, и покосился на его куртку. Лайам подмигнул ему и пожал плечами. Кабатчик пожал плечами в ответ. Остальных перемены в одежде вошедшего нимало не взволновали. Его прихода, похоже, не заметил никто.

Лайам взял кружку кислого пива и пошел к огню, где молча сидели татуировщики. Те подняли на него безразличные взгляды.

— Это вы разукрасили подвыпивших сосунков?

Старший татуировщик — жилистый человек с сальными волосами, собранными в хвост на затылке, — выразительно кивнул на орудия своего ремесла.

— Мы. Ну и что?

Лайам не повел и бровью. Невозмутимость считается признаком мужественности в подобных местах.

— Распишите меня.

Татуировщик ехидно прищурился и открыл было рот, но Лайам поспешно добавил:

— Для начала только чернилами! Хочу показаться своей девчонке. Посмотрю, понравится ей или нет.

Татуировщик, раздраженный тем, что ему не удалось отшить залетного дуралея, нахмурился и большим пальцем указал на помощника. Тот пожал плечами.

— Будем бриться, приятель?

Лайам кивнул. Подмастерье вздохнул.

— Если наголо, с тебя принц.

— Хорошо.

Младший татуировщик снова вздохнул, взял бритву, чернильницу, кисти и повел Лайама к стойке. Усадив клиента на табурет, он раза три чиркнул лезвием по ремню.

— Она острая, видишь?

Лайам пожал плечами.

— То-то. Мы парились целый день, а она все еще острая.

Он принялся за работу. Лезвие неприятно шуршало, холодя кожу затылка.

— Ей не понравится, предупреждаю. Женщинам эти фортели не по нутру. Если мужик всегда был такой, тогда все нормально. Но если она знала тебя чистеньким-беленьким, а ты придешь разукрашенным, выйдет неладно. Зря тратишь деньги, дружок!

Лайам с трудом сдерживал нервную дрожь.

— Мои деньги. Хочу — и трачу.

Волосы сыпались за воротник, спина зачесалась.

— А потом, все равно уже поздно. Не могу же я заявиться к ней лысым.

Цирюльник на шаг отступил, очищая большим пальцем бритву.

— Ты и так будешь лысым, когда чернила сойдут. Под дождь попадешь или просто вспотеешь… Пустая работа.

Волосы сыпались на колени, сухой скрежет лезвия отдавался в ушах. Лайаму стоило большого труда сидеть неподвижно. Тупо глядя в пол, на темные клочья, собиравшиеся у ног, он старательно превозмогал желание переменить позу.

— Это дело серьезное и не для всех. Ты ведь не мореход — к чему же тебе наколка? Будешь, ходить, как болван. А девица пошлет тебя, точно пошлет, помяни мое слово…

Несмотря на нудеж, дело свое малый знал. Он брил без мыла, но не порезал клиента ни разу, даже когда орудовал за ушами.

«Мастер, воры дошли до места».

Лайам закрыл глаза.

«То есть?»

«Тут дом — рядом с внутренней гаванью. Они вошли в него, а мне туда не влететь».

Ясно как день — Банкир обитает не там.

«Подожди, они скоро выйдут».

«Хорошо, мастер».

Помощник татуировщика возился долгонько, но наконец сообщил, что закончил.

— Странная у тебя голова, — сказал он, вытирая бритву. — Отряхнись-ка.

Лайам стряхнул волосы с куртки и провел пальцами по голому черепу, ощупывая шишки и впадины.

— Чем же странная?

— Узковатая, — сказал, цыкнув зубом, помощник. — Ничего страшного, но девица в восторг не придет. Волны тут не получатся — для них нужна голова покруглее. Значит, делаем молнии.

Нимало не озаботившись тем, согласен клиент или нет, он окунул кисточку в чашку с чернилами и принялся рисовать. Прикосновения влажной прохладной кисти показались приятными. Лайам закрыл глаза и стал ждать. Художник молчал, поглощенный своим делом. Послышались шаркающие шаги.

— Ты сможешь нарисовать короля? — Это был голос старшего татуировщика. Лайам напрягся, но век не разомкнул. Художник что-то буркнул, продолжая работать кистью.

— Один морячок просит, — пояснил татуировщик. — Похоже, в день всех богов состоится большое шествие. Никанора понесут в Рентриллиан, будут молиться за его здравие. Толпы народа кинутся следом. Попробуй нарисовать короля, и от заказчиков не будет отбою. Или хотя бы корону. Корону-то сможешь?

— Корону смогу, — отозвался помощник.

Татуировщик проворчал что-то невнятное и ушел.

Лайам расслабился и принялся соображать. День всех богов — послезавтра. Если повезет, он уже завтра передаст Панацею принцу казны, если нет, будет шанс отделаться от нее во время церемониального шествия. По крайней мере, король покинет дворец, где всем заправляет Северн. Надо велеть Фануилу полетать над Молитвенным трактом. Пусть поглядит, много ли там стражи.