Светлана Чехонадская - Саваоф

Меня и Алехана следователь ни о чем не спрашивал и сам ни на какие вопросы не отвечал. Нам даже не сказали прямо, самоубийство это или убийство.

Когда мы вышли из дома и пошли к машинам, я не выдержала.

— Микис, что показала проверка банка?

Он дернул головой и ничего не ответил.

— Может, он ударился в бега... Я это имею в виду.

— Может, — неохотно отозвался он.

— Я еще хотела спросить...

— Ты выбрала не ту профессию. Пусть спрашивают они. — Он кивнул в сторону машины с мигалкой.

Я отвернулась от него:

— Марианна, как получилось, что вы прошли в ванную по дальнему пути?

Она задумалась на секунду. Даже остановилась, чтобы не отвлекаться.

— Наверное, я следовала увиденному в «Саваофе».

— Но ведь не ты вела полицейских, а они тебя. Они «Саваофа» не видели. Почему они пошли оттуда?

Микис раздраженно цыкнул. Алехан нас, скорее всего, не слушал, хотя машинально остановился рядом и покачивался, задумавшись.

— Так-так-так, — сказала Марианна. — Интересный вопрос... Ага! Вспомнила. Они пошли оттуда, потому что в тех комнатах горел свет. Только в тех комнатах. А остальные были темны... Разумеется, полицейские шли на свет, ведь они не знали устройства дома. И только после обыска, когда лампы зажглись везде, они поняли, что есть путь гораздо короче. А что это значит, по-твоему?

— Только то, что все было разыграно под «Саваофа», — сказала я.

— Кем? Еленой?

— Я же говорил! — вдруг завопил Микис. — Я же предупреждал, что эти ваши дурацкие опыты добром не кончатся! Предупреждал, скажи?! — Он схватил Алехана за локоть и стал трясти его изо всей силы. — Это называется доведение до самоубийства, понял?! Если не выяснятся новые обстоятельства, учти, я буду вынужден сообщить об этом властям!

— Да иди ты в жопу! — тоже закричал Алехан, вырывая локоть. Чтобы помочь себе, он свободной рукой толкнул Микиса в грудь. — Сообщай куда хочешь! Что там было доведением до самоубийства — фильм или разглашение информации о проверке банка?

— Эй, ребята, спокойно! — От машины с мигалкой отделилась фигура в форме и двинулась по дорожке, шаря за поясом.

— Чего-чего? — Микис не обратил на полицейского никакого внимания, но и хватать Алехана перестал. — Какое разглашение?

— Такое! Уже давным-давно все знают, что ты нарыл против Антона. Да тебе самому пять лет надо давать за это!

— Я же тебя предупреждал! — завизжал Микис, поворачиваясь к Марианне. Она оторопела от его визга. Я, честно говоря, тоже. — Зачем ты болтаешь, сука?! Хочешь меня посадить?

И вот в этот момент я вдруг поняла одну очевидную вещь, которую должна была понять с самого начала. Она обязана была прийти мне в голову еще утром, но посетила только сейчас — наверное, я все-таки тупая.

Глядя на всю эту безобразную сцену, освещаемую разноцветным миганием, я поняла, что события последних двух дней: и бредовые версии «Саваофа», и признание Елены, что одна фраза изменена, и наш разговор с Марианной, и кража у моей корпорации миллиарда, и знание грабителем паролей — все это связано между собой.

И значит, Еленина смерть тоже имеет к этому отношение.

И если Антон исчез — он звено этой цепочки. Жертвой ли, преступником ли, посвященным или свидетелем — но он причастен к этой истории.

Почему? Да по одной простой причине: я не межгалактический суперагент, чтобы ежедневно попадать в странные ситуации. Логичнее предположить, что это все одна и та же история. Так проще. У каждой несуразности должно быть объяснение, которое идет по прямой. А если кажется, что оно идет по кривой, вот как в случае с Марианной, этим ее странным проходом в ванную через Еленин кабинет, то и у этого есть причина.

Могло быть все что угодно: шиповник мог зацвести желтым, мой муж мог заработать кучу денег, Горик мог жениться на вавилонянке — но красивая Елена не могла повеситься.

Девять лет назад Антон купил свой прекрасный дом у наследников композитора.

Тогда еще дом не был прекрасным. Он был развалюхой. Говорили, что ему двести лет, что там умерла куча народу, ну, надо думать — за двести-то лет... Он принадлежал разным людям, в последний раз — композитору, и я думаю, это был последний композитор на земле.

Собственно, даже во времена своей славы он так только назывался — композитор. На самом деле это уже был обычный нынешний ремесленник, делающий музыку на компьютере, лихорадочно зарабатывающий деньги на то, чтобы установить самую новую, самую продвинутую программу, но все-таки богемные замашки у него были. Поэтому я и называю его этим устаревшим и немного смешным словом.

Например, он купил дом за городом. Трудно поверить, но тогда это был «загород». Это был даже отдельный город — отсюда у него такое нелепое имя.

Что он имел в виду этой покупкой? Может быть, тогда еще оставались обязательные атрибуты композиторской жизни? Может, нужно было делать вид, что ты нащупываешь мелодию, напеваешь ее себе под нос, пытаясь сымитировать ветер в печной трубе?

Ходил ли композитор в бархатном берете и рубашке со спущенными плечами и кружевными манжетами? Или так одевались исключительно художники? Или так вообще не одевались в середине двадцать первого века?

Он писал музыку для эстрады, музыка была целиком электронной. В те времена он, видимо, тратился на программы, которые наиболее точно копировали живые инструменты. Тогда это было, кажется, модно. Сейчас все иначе: чем дальше от всех возможных звуков, тем лучше. Наверное, он неплохо зарабатывал, хотя сейчас трудно судить.

Примерно в то самое время были пересмотрены все законы об интеллектуальной собственности — ну, вы помните... В общем, авторское право рухнуло (это было еще при жизни композитора), разумеется, рухнул и дом. Не сразу. Вначале просто облупился камень внизу стен, потом сгнила деревянная внутренняя обшивка первого этажа, расползлась, сровнялась с полом темная скрипучая лестница, потом дом завалился на бок — его подмыли плохо отведенные подземные воды. Ударили морозы, и не было денег на новую систему отопления. Вдова композитора даже купила ветряную электростанцию — уж не знаю, какой дурак ей это посоветовал. Пользы от нее было, как от солнечных батарей: вокруг неподвижно стоял лес, и не было там ни солнца, ни ветра...

Я не застала наследников композитора, с которыми общался Антон. Тогда мы с самим Антоном еще не были знакомы. Это Елена — моя подруга, мы вместе учились в университете и потом продолжали общаться; она иногда откровенничала со мной, рассказывала то об одном поклоннике, то о другом. Был в этом списке и Антон — она сказала: купил дом, один километр от города, в лесу, как ты думаешь, это значит, он — богатый? Она назвала и имя, с этим именем я представила себе полноватого, лысого человека с короткими мохнатыми пальцами — не знаю, почему. Весь их двухлетний роман вплоть до свадьбы вымышленный толстяк возил Елену по дорогим магазинам, ресторанам, на море, на место строительства нового дома, целовал ее, спал с ней, обнимал своими короткими рыжими руками, а потом на свадьбе — ап! исчез как по волшебству, а на его месте, на всем готовом, появился стройный брюнет с роскошной шевелюрой. То есть впервые я увидела Антона только на их свадьбе.