Сергей Тепляков - Флешка

– Ты станцевала ему стриптиз? – спросил он ее, когда они отъехали от управления.

– Еще немного, и это он бы мне его станцевал! – усмехнувшись, надменно сказала она и железная леди снова выглянула из нее.

Деревня была как деревня: дома, дома, дома, – табличек нет, и спросить некого. Однако Любу нашли.

– Запомни, мы с тобой – корреспонденты из газеты… – быстро и негромко сказала Филиппу Жанна, когда они остановились напротив нужного дома. – Какая у вас тут главная газета?

– «Правда края»… – вспомнил Филипп.

– «Правда края»… «Правда края» – забормотала Жанна. – Не забыть бы…

Они открыли калитку, прошли по узкой тропинке в снегу к дому и постучали в дверь хаты. Из хаты что-то закричали, а потом дверь открылась. Девушка, не красавица, но милая, стояла перед Жанной в калошках, придерживая на голове старую шаль.

– Девушка, мы из города, из газеты «Правда края»… – бойко заговорила Жанна. Люба (это была она) не знала, какая беда постучалась в ее дверь, и потому не очень удивилась городским гостям – не впервой приезжали из города за разными пустяками. Приговаривая по-деревенски «В избу, в избу проходите», впустила их в дом. Они прошли холодные сени, потом – прихожую с печкой (здесь было еще не тепло) и, наконец, вступили в комнаты. Здесь было уже тепло.

– Мы из города, из газеты «Правда края»… – начала было снова Жанна, но тут из комнаты вышла женщина в годах – мать Любы – и захлопотала:

– Да что ж вы стоите? Люба, посади гостей! Да раздевайтесь, раздевайтесь же… Может, чаю?! Да обедать с нами…

Жанне, желавшей нагнать темп, сбившийся еще из-за начальника ГОЧС, хотелось зарычать. Филипп заметил это и тронул ее за руку.

– Тише. Тише… – с улыбкой сказал он.

– Вы нас извините, но нам очень некогда… – просительно сказал он женщине и девушке. – Мы бы с радостью, и чаю попили, и все остальное, но материал в газете очень ждут…

Женщина, посмотрев на них чуть ли не осуждающе, вздохнула и ушла. Люба также вздохнула и сказала:

– Ну, и что ж мы, у порога разговаривать будем?

– Зачем же у порога? – быстро проговорила Жанна. – Можно в машине. Вы же понимаете, по какому поводу мы приехали. Нам ведь все равно надо в музей – покажете нам, где эта штука стояла…

– Этот… – Люба подыскивала слово. – Куб?

– Ну да… – сказала Жанна, удивляясь тому, как вдруг запунцовела эта девчонка.

«Что это с ней? Давление что ли скачет?» – подумала она.

– А давайте я вам так все расскажу, и все? – предложила Люба.

– Нет… – любезно, но твердо ответила Жанна. – Нам бы все же посмотреть.

Люба вздохнула.

– Сейчас… – сказала она.

Она чувствовала, как горят ее щеки. Зайти еще раз в музей было для нее испытанием, сразу вспоминалось, как все это было у них с Олегом, как, мокрые от пота, пришли они в себя на столе, как, обретая вновь слух и зрение, она увидела странный свет из соседнего зала и побежала туда, боясь, что это неизвестно откуда взявшийся пожар.

Черный куб этот она знала давно, так давно, что и не считала его чем-то необычным, хотя никто не мог сказать, для чего он. Остался он от кого-то из деревенских, и был прибран в музей как требующая разъяснения вещь. Потом о разъяснении забыли, и куб использовали для разных надобностей. Последние несколько лет он заменял собой ножку шкафа. Вот из-под этого шкафа и выбивался удивительный свет, звучали голоса. Люба почувствовала даже запахи и странное, заполнившее музейный зал, тепло.

Они с Олегом присели на корточки, заглянули внутрь куба и тут же отпрянули – Любе показалось, что и оттуда кто-то смотрит на них. Набравшись смелости, Люба наклонилась к кубу снова, и с облегчением поняла, что это – лишь отражения, ее и Олега.

– Это что за хреновина? – прошептал изумленно Олег.

На этих словах в кубе что-то щелкнуло, свет пропал, исчезли запахи, и Любе стало холодно, как и должно было быть в плохо нагретом большом зале.

Они договорились никому ничего не рассказывать – ведь тайна была не одна, а сразу две, и вторая, про них с Олегом, была для Любы, может, и поважнее. Но уже на следующий день Любе позвонили и спросили, что это было у нее в музее. Люба поняла – Олег растрепал. Замирая от обиды, она позвонила Олегу, узнать, про все он рассказал или нет. Или она спросила как-то не так, или он ответил что-то не то, но они поругались сразу, наотмашь, будто подрались. Олег, узнала Люба, со своей механизаторской простотой и правда не особо скрывал то, что произошло между ними. Он откровенно не понимал, зачем из этого делать тайну, и даже звонил вчера, пытаясь объяснить, что все нормально и она, обижаясь на него, ведет себя как дура. «Я ж не прячусь, от тебя не бегаю, давай вместе ходить…» – сказал он, но Люба отключила телефон. Ей было, впрочем, приятно, что он не прячется. «Ходить вместе» означало в их деревне отношения. Люба вечерами думала об этом и привыкала к этой мысли все больше. Сегодня с утра собиралась уже было позвонить Олегу, да домашние дела отвлекли. А теперь вот еще и гости…

Люба оделась, все втроем они залезли в машину, и скоро были уже на площади, перед зданием ДК. Люба провела их по коридорам, потом отперла музейную дверь. Они вошли.

– Так… – проговорила Жанна, озираясь. – Миленько… Миленько… Культурненько…

Филипп тоже оглядывался, хотя видел таких музеев немало.

– И где же эта штуковина стояла? – спросила Жанна.

Они прошли по залам. Люба показала шкаф, который подпирал черный куб.

– Лучшего применения не нашли? – усмехнулась Жанна. Люба только пожала плечами.

– А откуда он взялся-то, этот экспонат? – спросила Жанна.

Оказалось, куб был частью доставшегося музею имущества местного жителя, почетного инженера-гидролога. Гидролог, по словам Любы, был пьяница, от водки и помер.

– Да и как ему было не помереть, когда вся деревня шла к нему с бутылкой…

– усмехнулась Люба.

– Это почему? – насторожилась Жанна.

– А он предсказывал хорошо, лучше всех бабок в округе… – просто ответила Люба. – Любому наперед жизнь раскладывал так, что некоторые боялись к нему ходить. И большое предсказывал, и малое. Я сама не помню, но мама рассказывала, что и Горбачева он предсказал, и Ельцина, и что СССР развалится. За СССР хотели его было привлечь, да тут СССР и правда развалился.

Она засмеялась. Филипп и Жанна между тем переглянулись.

– Ну, а как помер, так все, что было ценного – макеты ГЭС, чертежи, ордена, – все в музей… И этот куб как-то прихватили, хотя никто и не мог понять, что это и для чего. Вот, в конце концов, и подставили под шкаф.

– И сколько времени его использовали вместо ножки? – спросила Жанна.

– Да кто знает? – пожала плечами Люба. – Давно.

– Ага… Ага… – задумчиво сказала Жанна, глядя на шкаф. Сейчас ту ножку, вместо которой стоял куб, заменяла стопка книг.