Анна Мурадова - Беглая книга

Первый снежок наконец-то убелил улицы нашего многострадального мегагорода. Здесь, на Верхней Радищевской, которая плавно перетекала в Нижнюю Радищевскую, все же кое-где сохранился дух старой Москвы. Дух, наверное, это не совсем то слово… Пахло, как и везде, бензиновой гарью, чем-то отвратительно резиновым и намокшей уличной пылью. Но все же этот поворот улицы, стремящейся под уклон, эти кое-где отреставрированные старые здания, — все навевало уютные мысли о том, что давным-давно, когда меня еще на свете не было, это был обыкновенный город, размеры его соотносились с антропометрическими данными человека. Когда-то почти везде стояли одно— или двух этажные особняки, где за ситцевыми (или какими еще там?) занавесками пили чай из самоваров, дворы и вправду были дворами, и там цвела сирень (моя мама любила мне про это рассказывать…). Еще не было сталинских высоток, прорубленных проспектов и помпезно-имперского стиля в архитектуре. И все улицы были примерно такими же. И точно так же первый робкий осенний снежок серебрил мостовую, прятал под собой грязь…

Знаю, что это ребячество, но иногда я видела почти как наяву, что я сижу за этими самыми ситцевыми занавесочками в костюме конца девятнадцатого века,. А какая-нибудь Глаша или Марфуша скоро подаст мне чай. Вот она входит, неся горячий самовар на вытянутых перед собой руках. Уютно светит керосиновая лампа. Никакого тебе радио или телевизора — только обычные домашние шумы создают музыку повседневности. Впрочем, вся эта моя мечтательность нужна была мне для того, чтобы как-то побороть тревогу. А я ведь обещала Володе… Нет! Я обещала больше не заниматься всякими убийствами, кражами-пропажами, а насчет научной работы никакого уговору не было. Я всего лишь шла в Иностранку посмотреть одну книгу… Да, это немного выходило за рамки моей темы, книга касалась истории перевода. Неужели я не могу себе позволить в свободное время посидеть в читальном зале и поинтересоваться историей перевода? Просто так, кругозор расширить… Никто не запрещал… К тому же немецкий я подзабыла, надо бы освежить в памяти. Почему бы и не почитать Отто Фишера? Не особенно известный автор, ну и что? А мне интересно. А что он написал за всю свою жизнь только одну монографию под названием «Переводы Библии на малые языки Европы», тут уж, извините, я не виновата. Не я ему эту тему нашептала. Просто совпадение… Сов падение. Совы падают. Ну и причем тут я? Не я же их роняю. Почему-то вспомнилось, как в детстве я пыталась убедить себя, что если я что-то утаила от мамы — это не считается за вранье: одно дело — сказать неправду, и совсем другое — не сказать правду. Тогда я тоже придумывала самые нелепые и сложные объяснения своим, в общем-то очевидным поступкам. А тут… Все просто: в диссертации, которую мне предстояло оппонировать, была ссылка на эту книгу. И я решила в свой свободный день съездить в Иностранку (или как ее теперь называют — «Рудоминкой»?) и посмотреть, что же написал там этот обстоятельный, судя по всему, немец. А вдруг там и про моих дорогих бретонцев есть хоть пара строчек?…

В библиотеке бродили толпы студентов, хотя до сессии было еще далеко. Заказанную мной книгу нашли на полке не сразу. Отыскать место за столами в читальных залах стало почти непосильной задачей еще тогда, когда в библиотеке пооткрывали английский и французский культурные центры, и с тех пор ничего не изменилось. Молодежь громоздилась на подоконниках, кое-кто бегло просматривал книги на весу. Но мне все-таки повезло, когда сразу три девушки покинули свои места. Я успела приземлиться за столик, прежде чем вся пустота, которой, как известно, природа не терпит, заполнилась. Итак, Отто Фишер, «Переводы Библии на малые языки Европы», Фрайбург, 1821 год, 287 страниц.. Книжка старая, но в отличной сохранности. Видно, мало кто туда заглядывал. Сосредоточиться мне было трудно, вокруг стоял тихий гул, шепот и шелест. Но я все же сделала над собой усилие, и начала читать, как водится с самого начала. Я надеялась, что несмотря на мой далеко не блестящий немецкий, смогу добраться до конца книги часа через два.

Прочитав всего три страницы предисловия, я поняла, за что филологи и теоретики перевода не жаловали господина Фишера своим вниманием. Видимо, именно благодаря таким, как он, и возник расхожий миф о немецкой занудности. Книга была написана таким сухим языком, что с первых же строчек меня одолела жажда. Каждая фраза была логически безупречна, точна и лишена жизни. А ритм наукобезобразного языка Отто Фишера заставлял читателя дремать, скользя взглядом по строчкам.

К концу третьей страницы я пожалела, что не страдаю бессонницей. Мне было стыдно, но бороться со сном было еще тяжелее, чем мириться с жаждой. И как это я не прихватила с собой бутылку «святого источника»? Оказывается, это теперь не запрещено — вон у каждой второй девушки на столе…

Дочитав первый абзац четвертой страницы, я вспомнила о том, как однажды Татьяна решила повести своего четырнадцатилетнего Димочку в Большой театр. Откуда уж на нее свалились эти билеты, не помню, но она поняла, что для нее, матери-одиночки это первая и последняя возможность отвести сына в Большой и приобщить к высокому искусству. Димочка сопротивлялся, как умел, но отбояриться ему так и не удалось. Не помню, что за оперу они слушали, кажется «Царскую невесту». Татьяна сидела на крайнем в ряду сидении, а Димочка на откидном. Я так понимаю, что заснул он еще в самом начале первого действия. Но Татьяна была так захвачена происходящим на сцене, что пропустила тот момент, когда ее юный отпрыск смежил очи. А зря. В самый патетический момент, когда отзвучала очередная ария, в напряженной тишине раздался стук падающего на ковровую дорожку тела: это Димочка в глубоком сне умудрился свалиться в проход с откидного сидения. Секундой позже под своды зала вознесся храп, достойный не мальчика, но мужа… Больше Татьяна не таскала сына по театрам, чему он был страшно рад.

На четверной странице бессмертного памятника германскому занудству я была готова подобно Димочке грохнуться на пол и засопеть в две дырочки. Поэтому решила изменить раз и навсегда заведенному правилу читать научную литературу от начала и до завершения, и обратилась к оглавлению. Структура книги была безупречно четкой (а что еще ждать от такого буквоеда?), и найти нужный мне раздел не составило труда. Бретонском языку, как всегда, было отведено весьма скромное место, сразу после пространных описаний валлийской елизаветинской Библии. Честно говоря, я не рассчитывала на тот, что автор упомянет перевод Жана Юэльвана, но дотошный немец докопался и до этого момента. Больше того, он, оказывается, был в курсе скандальной находки Ле Пеллетье!