Павел Амнуэль - Удар гильотины

– Продолжайте, – подбодрил Антона Манн. – Вы на правильном пути, как говаривал лионский палач, провожая осужденного на плаху.

– Вы предполагали, что одно из кафе связано с убийством художника, – закончил фразу Антон.

– М-м… Нет, честно говоря… Нет.

– Здесь что-то произошло в последние двадцать четыре часа? – попытался уточнить Антон.

– Здесь, – сказал Манн, оглянувшись на дверь, – что-то произойдет в ближайшие минуты. Возможно. Надеюсь.

– Мы кого-то ждем? – догадался Антон.

Манн кивнул. Кристина подняла руку и помахала кому-то. Антон, сидевший спиной к двери, оглянулся и увидел вошедшую в кафе девушку. Нахлынувшее ощущение дежа вю оказалось таким сильным, что он вскочил, опрокинув стул, и застыл, будто жена Лота.

В дверях стояла Эсти. Невысокая, светлые волосы волной падали на плечи, карие глаза неуверенно оглядывали помещение и, наконец, остановились на Кристине, а бледные, без следа помады, губы что-то тихо произнесли. На Эсти было короткое, чуть ниже колен, черное платье с небольшим вырезом мысиком, без рукавов, прохладно, должно быть, но через сумку, висевшую у Эсти на плече, была переброшена серая легкая кофточка, которую девушка, видимо, сняла, подойдя к кафе, а может, так и шла по городу, и ей вовсе не было холодно.

– Эсти, – пробормотал Антон.

Улыбнувшись Кристине, девушка направилась к их столику. Манн отодвинул стул и встретил Эсти, учтиво поклонившись и показав ей на место рядом с Антоном.

– Здравствуйте, – стесненно произнесла Эсти, глядя на Кристину и продолжая только с ней общаться взглядами, мыслями, короткими словами.

– Присаживайтесь, Анна, – сказала Кристина, и девушка опустилась на краешек стула, готовая в любой момент подняться, если разговор покажется ей невежливым или неуместным.

– Тиль, – сказала Кристина, – это Анна. Анна, это мой муж Тиль. Он частный детектив, я вам говорила, человек ужасно въедливый, так что, если какой-то его вопрос покажется вам лишним, смело делайте вид, что вы его не расслышали. А это, – Кристина перевела взгляд на Антона, – наш гость из Израиля, Антон Симак. Вам наверняка будет о чем поговорить, когда…

Она замолчала и коснулась пальцами руки мужа.

– Когда мы покончим с ужином, – заявил Манн.

– Кажется… – стесненно произнес Антон фразу, которую не мог не произнести, хотя и понимал ее нелепость, особенно сейчас. – Кажется, мы с вами встречались?

Анна-Эсти впервые перевела взгляд на Антона, и в ее глазах, как ему показалось, вспыхнули и погасли зеленые искорки. Она улыбнулась – так улыбаются женщины, когда мужчины на улице пристают к ним со стандартным вопросом, не требующим, в принципе, ответа. Она покачала головой, и Антону почудилась в грациозном движении не сказанная фраза: «Нет, мы не встречались, почему вы так решили, и вообще, я была о вас лучшего мнения; судя по рассказу фрекен Манн. Вы человек умный и своеобразный, для чего эта банальная фраза?»

– Простите, – пробормотал Антон и, опустив голову, чтобы не видеть ни взгляда Анны, ни переглядывавшихся Тиля с Кристиной, принялся за еду, аккуратно разрезая на мелкие кусочки мясо (чего не делал прежде), запивая крепким темным «Туборгом» (который он терпеть не мог) и поливая еду терпкой подливкой (которая ему, в принципе, понравилась, но полил он мясо слишком густо, и оттого вкус оказался извращенно сладковатым и одновременно кислым).

Когда он положил вилку на пустую тарелку и отодвинул недопитый бокал пива, оказалось, что Манн давно покончил с едой и следил за Антоном с неподдельным любопытством, а женщины, напротив, к еде то ли только приступили, то ли у них не было аппетита – они склонили друг к другу головы и о чем-то очень тихо переговаривались, улыбаясь с взаимной симпатией.

– Я думаю, – сказал Манн, – вы уже выстроили, как вам кажется, стройную конструкцию произошедшего?

– Ван Барстен, – произнес Антон. – Вы же навели справки? С ним ничего не…

Он запнулся.

– Я вам еще вчера сказал, что он жив и здоров.

– Да, но с тех пор…

– Ничего с ним не случилось.

– Мне кажется, – тихо проговорила Анна, не поднимая взгляда, но обращаясь к Антону, – мы с вами действительно встречались, но я… извините, не могу вспомнить – когда. И где.

– В церкви святого Юлиана, – быстро вставил Антон. – Дважды. Вечером и… днем.

Он переставил события во времени и, только произнеся эту фразу, понял, что на самом деле так и было – сначала они встретились вечером, а потом…

Анна покачала головой. К столу подошел Касым, нарушив равновесие в мироздании. Манн, внимательно следивший за непонятной для Кристины игрой настроений, отражавшейся на лицах Антона и Анны, сделал рукой отрицательный жест, и Касым отошел, понимающе кивнув, хотя, конечно, понял все неправильно – решил, что гости еще не закончили есть, и подавать кофе рано.

Манн повернулся к жене и наклонился, будто собираясь что-то сказать. Антон с Анной остались наедине – так им обоим показалось, да так и было на самом деле: кафе выглядело пустым, хотя половина столиков была занята, Касым возился за стойкой, отсутствуя в этом пространстве, Манн с Кристиной перешептывались так тихо, что это был скорее обмен мыслями, давно им знакомыми и потому не нуждавшимися в том, чтобы их произносили вслух.

Антон положил ладонь на запястье Анны. Рука была тонкой, и Антон почувствовал, как под его пальцами бьется жилка. Странно бьется, будто старается убежать, и не получается: тук-тук, быстро один удар за другим, а потом пауза, сердце замирает, ждет чего-то, и опять быстрый тук-тук…

– Я вспомнила, – сказала Анна, едва заметно улыбнувшись не Антону, а чему-то своему. – Вы были на моем концерте, сидели в третьем ряду, у вас был букет, и вы… я тогда очень удивилась, никто мне таких цветов не дарил, вы, наверно, собрали их сами… полевые ромашки, они уже были немного вялые, но показались мне живее роз или ирисов…

Похоже, Анна не могла остановиться – говорила она медленно, с паузами, и Антон с удивлением обнаружил в ее словах такой же ритм, как в ударах сердца, только более медленный. Его ладонь все еще лежала на запястье девушки, и ему казалось, что, если он уберет руку, Анна замолчит и забудет все, что сказала, будто только этот контакт пробуждал в ней память о том, что в действительности не происходило ни с ним, ни с ней. О каком концерте она говорит? Он не был на ее концерте, никогда ее не слышал. Манн упоминал о консерватории, но вскользь…

– Вы не поднялись на сцену, – говорила Анна, глядя поверх головы Антона, и он не оборачивался, чтобы посмотреть, что висит на стене на его головой – постер или картина, или там ничего нет, голая крашенная стена, – вы протянули букет, я взяла, и вы сразу ушли… почему? Вы прошли к боковой двери…