Олег Северюхин - Чекистские фантазии

Ты будешь распят вот на этой березе, умрешь в безвестности от голода или от холода. Никто не придет к тебе и не поинтересуется, а что ты делаешь здесь. Ты будешь просить смерти в качестве милости, но твой пистолет будет лежать в твоем кармане, и ты не сможешь до него дотянуться. Поэтому мы не боимся тебя и можем снять свои маски, но тебе будет легче, если ты не будешь знать, кто является твоими палачами.

Меня повалили на землю, развязали руки и привязали их к длинной и толстой палке. Через рукава моего пальто просунули еще одну палку. Грузовик подъехал задним бортом к березе, меня снова подняли в кузов и двумя толстыми коваными гвоздями прибили перекладину к березе. Ноги привязали к стволу. Машина отъехала, и я остался висеть на березе. Хорошо, что меня не прибили гвоздями к дереву, но от этого мне не лучше. Просто смерть за мной придет несколько позже, чем к тому распятому, у которого перебиты руки и ноги и он был прибит к кресту.

Мои палачи проверили, как крепко я привязан к кресту на дереве, разместились в автомашине и уехали. Я остался один. Было уже темно, но от березы исходили какое-то ласковое тепло и энергия, которая поддерживала меня. Я пробовал кричать, но мой голос был слышен шагов на десять. Кто будет ходить по осеннему лесу ночью?

Мои палачи в чем-то правы. Насильно мил не будешь. Человек должен быть достоин благодеяния или заслуживать его. Я примерно знаю, кто это был. Такие же испуганные люди, как и все. Но их было жалко. Оклеветанные люди и большие семьи без средств к существованию по случаю потери кормильца. И они меня оставили в живых. Надеялись, что я долго не протяну.

А я протяну. Я буду тянуть. Я выживу, во что бы то ни стало. Мое тело умрет, но дух мой выживет. Моя земля мне поможет. Береза меня сохранит. Не зря люди часто подходят к березе, обнимают ее, становятся к ней спиной. Она, как мать, ласковыми словами или ласковыми прикосновениями шелковистой травы коры успокаивает свое дитя или лечит его болезни.

Не зря из бересты делают короба для продуктов. Не каждое дерево подходит для соприкосновения с пищей, а береза из всех деревьев первая. Еще липу можно добавить. Из нее делают чашки и ложки. Из разных пород дерева делают и наперсные кресты и распятия. Мои мысли постепенно становились тише, и я впал в забытье.

Утро разбудило меня пронизывающим холодом. Я не чувствовал ни рук, ни ног. Было только одно сердце, которое билось в холодном теле, с трудом перегоняя кровь к моему мозгу, воспринимавшему окружающую действительность.

Было нестерпимо тихо. В холодном воздухе звуки разносятся далеко, но я не слышал ни одного постороннего звука. Ни железной дороги, ни движения автотранспорта. Я не хотел пить и не хотел есть. Я ничего не хотел. Какая-то легкость была во всем теле. Если бы мне удалось отвязаться, я бы полетел туда, вверх, где плывут красивые облака и живут красивые люди, не подверженные земным страстям.

Вечером меня разбудил голос. Передо мной стояла женщина, одетая в длинные черные одежды и покрытая большой шалью с красными и зелеными цветами.

— Наконец-то и она пришла. Только почему она так странно одета? И где ее коса? — подумалось мне.

— Я не твоя смерть, — беззвучно ответила женщина, — я мать всего человечества. Прости детей моих, что сотворили с тобой зло. Не держи на них зла и не мсти, когда придет к тебе свобода.

— Ты веришь в то, что ко мне придет спасение? — беззвучно спросил я женщину.

— Это ты должен верить, я же это просто знаю, — сказала она. — Если человек перестает верить в свое спасение, значит, он смирился со своей участью, и не будет ничего предпринимать для спасения себя и других людей. Я знаю тебя. Ты словом Божьим из Нагорной проповеди рассказывал людям о счастливом будущем. Тебе приходилось совершать зло во имя своего спасения и спасения других людей. Это не забывается. Что бы ты хотел попросить у меня? Воды, пищи, не чувствовать боли?

— Мне ничего не надо, — подумал я, — просто побудь рядом со мной до того времени, когда мне будет уже все равно, есть кто рядом или нет.

— Хорошо, я буду здесь поблизости, — мысленно сказала женщина. — Позови меня, если тебе станет совсем плохо.

Сколько прошло времени, я не знаю. Но я отчетливо слышал скрип едущей телеги, всхрапывание лошади и детский или девичий голосок, кричащий: «Нно!».

Из моего открытого рта не вырывалось ни звука.

Наконец из-за кустов выехала телега, в которой сидел паренек лет пятнадцати. Я приподнял и опустил голову, чтобы показать, что я жив. Мальчик хлестнул лошадь вожжами, и она быстро понеслась по дороге.

— Все, — подумал я, — об этом спасении говорила мать человеческая. Оно действительно было и ушло.

Я очнулся от боли. Мое тело пронизывали миллиарды тоненьких иголок. Не знаю, кто придумал такую боль, но она появляется всегда, когда в затекшие руки и ноги начинает нормально поступать кровь.

— Что, очухался? — спросил бородатый мужик и с усмешкой посмотрел на меня. — Давай-ка глотни чуток из бутылки, авось и вспомнишь, что жизнь на этом свете еще не закончилась.

Он приложил к моему рту горлышко бутылки и начал вливать в меня водку. Я закашлялся, но большая часть выпитого уже обжигала мои внутренности, разнося по телу усталость и приятную истому. Мне снова захотелось спать.

— Не спи, — приговаривал мужичок, — тебе спать нельзя, вдруг уснешь да не проснешься. Мне товарищи твои этого не простят. На-ко, лучше пожуй вот это, — и он протянул мне кусок черного хлеба.

Я откусывал и жевал маленькие кусочки хлеба, и во мне просыпалось чувство голода.

— Если хочу есть, значит — живой, — думал я, — у мертвых аппетита не бывает.

Скоро послышался звук мотора и меня перенесли с телеги на мягкое сидение легкового «паккарда». Такая машина была только у начальника управления.

Да, понаделали товарищи дел. Сейчас о моем случае донесут в Москву. Москва циркулярно разошлет во все областные управления НКВД, областные управления — во все районные и городские отделы. То же пойдет и линии партийных органов. И начнется новый виток поиска врагов народа и советской власти, перешедших от тайного вредительства к открытой борьбе против карающего меча революции. Такой же повод был после убийства тов. К.

Неделю я пролежал в госпитале. С меня сняли показания, но я мало что мог сказать. Положительным было то, что остался жив, у меня в кармане так и осталось мое служебное удостоверение и пистолет. Предварительно — месть бывших подследственных. Но никто не мог подумать, что это месть тех, кого я освободил за отсутствием состава преступления. Из-за нескольких придурков будут повторно привлекать тех, кого освободили во время маленькой оттепели после расстрела наркома Е.