Олег Северюхин - Чекистские фантазии

Помог я только дочери одного чиновника. Она была без ума влюблена в американского киноактера Берта Ланкастера, и дело сводилось к тому, что пройдет еще немного времени и девочка просто-напросто сойдет с ума.

Ничто не помогало. Психоз. Только внушение может помочь. Но и я не гипнотизер. Я погладил девочку по голове, напевая про себя «баю, баюшки, баю», и она вдруг начала валиться со стула. Я еле успел ее подхватить и положить на диван. Родителей я попросил выйти из комнаты.

Девочка спала. Поглаживая ее по голове, я стал говорить про себя, что Ланкастер — старый козел, а ее ждет прекрасный принц на белом коне, который служит в пограничных войсках командиром, где он охраняет границу. Через несколько лет они встретятся, и она выйдет за него замуж. У них будут двое детей, мальчик и девочка. Мальчик будет похож на нее, а девочка на отца.

После этого я ушел. Ее отец потом приходил ко мне поблагодарить за исцеление дочери.

Неоднократно ко мне приходили люди достаточно известные и просили рассказать, что нас ожидает в ближайшее десятилетие.

А что нас ожидает в ближайшее десятилетие? Я же не астролог и не прорицатель. Если бы я знал, что будет, то, вероятно, не сидел бы на одном месте, а был бы всегда в гуще событий для своей же пользы. Но я работаю чиновником средней руки в наробразе.

Хотя иногда в моменты, когда я еще не заснул, но уже начинаю засыпать, мне видятся картины из жизни, которой еще не было. Вот это, наверное, и есть будущее. Правда, оно какое-то серое.

Туманный день. Похороны какого-то партийного деятеля. У гроба тов. Ст. Карлик с мотками колючей проволоки. Люди этой проволокой отгораживают свои бараки от внешнего мира. Летят и падают огромные самолеты. Огромные железные машины рушат дома. Неужели эти кошмары и есть наше будущее?

Неблагодарное дело предсказывать кому-то будущее. Вестника либо награждают, либо казнят. А происходящие события не разбирают, кто будет вестником. Стоит только появиться человеку с прорицательскими способностями, как он становится опасностью для государства и его либо убивают, либо изолируют от общества. Быть таким человеком мне не хотелось.

Правда, меня никогда не покидало предчувствие, что мои бывшие коллеги не выпускают меня из своего поля зрения. Бывших чекистов не бывает. Поэтому я был осторожен и не заводил себе семьи, чтобы не стать уязвимым для своих бывших коллег. А вообще-то, что можно взять с обыкновенного учителя истории? Если поразмыслить, то учитель истории это заглавный элемент, который может формировать мировоззрение юных граждан России и потом эти граждане придут к управлению страной, помня, что им говорил школьный учитель.

Я чувствовал, что бесцельное сидение на одном месте становится опасным, но не мог ничего сделать самостоятельно, чтобы мне не пришлось отвечать на вопросы, в чем заключаются причина моих инициативных действий.

Я не мог написать заявление с просьбой о переводе на работу в губернский аппарат — это было бы воспринято как партийная нескромность и карьеризм.

Уехать самостоятельно — значит не подчиниться партийной дисциплине путем неисполнения партийного поручения по работе в уездном отделе образования. Придется сидеть и ждать, когда обо мне вспомнят, и плыть по течению волн времени и обстоятельств.

Я прекрасно понимаю своих высших начальников. Если меня сейчас возьмут и переведут на работу на губернский уровень, то союзное руководство задаст вопрос, а почему вы так долго держали в провинции такого талантливого и способного человека, слава о котором опережает его самого. Значит, губернские начальники виноваты и им будет поставлено на вид с вытекающими отсюда последствиями.

Проблема решилась без вмешательства губернского управления образования. В Ленинграде убили тов. К. Враги советской власти пробрались в Смольный и совершили злодеяние против виднейшего деятеля партии и правительства. Многие поговаривали, что за этим делом стоит тов. Ст., видевший в тов. К. своего соперника в политике.

Когда дело слишком просто, то все пытаются его усложнить, чтобы придать делу важности. Любовная интрижка, в которой пулей поставил точку обманутый муж, превратилось в дело государственной важности.

На похоронах был тов. Ст. Он стоял рядом с гробом, как в моих неясных видениях. Значит, все идет по плану. Народ распустился, стал образованнее и начал сомневаться в гениальности единственного продолжателя дела тов. Л (У).

Нужен повод, чтобы повырубить разросшийся кустарник, а он и подвернулся как раз во время. Кроме политических целей, нужно было решать обыкновенные нравственные вопросы, но кто поверит, что нет никакой политики в том, что высший государственный деятель превратился в обыкновенного стяжателя, спекулянта или растлителя детских душ. Все равно в каждом деле будут видеть политику, так пусть и видят эту политику. Главное, чтобы исполнитель был готов на все.

Нашелся и исполнитель. Деревенский дурачок, который на деле оказался исполнительным бойцом Красной Армии, малограмотным, но активным партийцем.

Если такой человек говорит — «есть!», то так оно и будет, приказ будет выполнен. В деревнях про таких говорят: заставь дурака Богу молиться, так он себе и лоб расшибет.

На всех постах его уберегали от расшибания лба, передвигая по служебной лестнице дальше, пока не присвоили ему звание генерального комиссара государственной безопасности. Настоящий царь второго ранга. Генеральный номер два.

Все боялись кремлевского карлика. Начались политические процессы. Посыпались головы партийных работников, военных, ученых, артистов, рабочих, колхозников даже только за то, что проходя мимо портрета тов. Ст. шевелили губами, вероятно, говорили хулительные слова.

Огромные потери понес наркомат путей сообщения, затем само ОГПУ, расплодившее в своей среде злейших врагов. Наркоматы стали соперничать друг с другом, кто больше выявит врагов.

Сосед стучал на соседа. Брат стучал на брата. Сын доносил на отца. Мать доносила на сына, жена доносила на мужа, муж — на жену. Все низменное, прятавшееся в человеке, выскочило наружу и стало праздновать свой шабаш.

Каждый считал своим долгом отчитаться в том, что он самый безвредный член общества и ничего не сделает во вред, а, если надо, то всеми силами поможет выявить врага.

Но поэты писали стихи и оказывались в застенках, певцы пели песни и отправлялись в лагеря, ученые, делавшие открытия всемирного значения, арестовывались и расстреливались как враги, все самое перспективное объявлялось сатанинским, то есть империалистическим и преследовалось.

Самой опасной стала история как наука о прошлом и о настоящем. Историки оказались носителями знаний, которые возбуждают неправильные мысли у населения. Оказалось, что история началась только в 1917 году, а до этого был каменный век, где люди жили в шкурах на положении рабов ненавистных империалистов и царей.