Иван Бушман - Дело одержимого убийцы

— Заметано, — солнечно улыбнулась Женя. — Через полгода милости прошу. Но я могу и сейчас чем-то помочь, если хотите.

— Ну, мне бы сделать так, чтобы прекратились эти чертовы депрессии, — сказала Марина, вновь отхлебывая мартини и передавая бутылку Жене. — Желательно без таблеток. Что посоветуешь?

— Ну, сразу это не получится, — покачала бутылочным горлышком Женя. — Депрессия, в вашем случае — одна из стадий прожития горя. Их всего шесть: первый шок потери, отрицание потери, злость — самая, кстати, плохо проживаемая стадия, чаще всех уходящая в глубину — потом компромисс, потом депрессия, потом адаптация. Я бы предположила, что не отыграна до конца одна или несколько предшествующих депрессии стадий.

— И как их… отыграть? — Марина забрала у нее бутылку и сама хорошенько приложилась к мартини.

— Принять и дать выход наружу, — пожала плечами Женя. — Это не так просто сделать в обычной жизни — лучше у специалиста. Вряд ли вы сама вытащите на свет божий ощущение, что, скажем, злы и обижены на своего погибшего ребенка, оттого что он не позволил вам стать матерью. Психика такие вещи прячет.

— Странно, — удивилась Лещинская. — Я-то думала, мне будут советовать позитивнее смотреть на мир, искать себе нормального мужика и заводить новых детей. А тут никаких тебе сантиментов. «Дать выход наружу»

— Занозу ведь не замажешь тональным кремом, — усмехнулась Женя. — Вернее, можно, но пользы от этого не будет никакой, кроме вреда. Так и горе нужно пережить, переработать полностью, оно должно отболеть и остаться в прошлом. Это может занять не один год.

— Злость, говоришь? — задумалась Марина. — Ты знаешь, а в этом что-то есть. Я ведь действительно не позволяю себе злиться. На мужа, который бросил меня, когда был нужен сильнее, чем когда-либо. На мир, в котором происходят такие несправедливые вещи. Всё хорошо, Мариночка, это в порядке вещей, никто тебе ничего не должен… просто тебе плохо, но это как-нибудь пройдет.

— Да, тут явно есть зацепка для работы, — кивнула Женя с каким-то даже азартом. — Я бы взялась. Единственно что, не обещаю, что ваши «специфические способности» сразу восстановятся… хотя кто знает. О чем идет речь, если не секрет?

— Экстрасенсорика, — пожала плечами Марина. — Я ищу пропавших людей и занимаюсь кое-какой еще подобной работой для отдела «Т.О.Р.» Следственного Комитета РФ. Собственно, я и сейчас на задании — ищу пропавшего ребенка.

— Ничего себе! — поразилась ее собеседница и от удивления хлебнула столько мартини, что даже закашлялась. — Ох… Нет, я правда думала, что такие спецслужбы — это выдумка. А тут…

— Всё взаправду. — решительно поднялась Марина. — Слушай, это всё замечательно, но мне, кажется, пора. Я-то могу подождать следующей встречи с тобой, а вот маленькая Даша ждать не может.

— Даша? — переспросила Женя. — Это не светленькая такая, с острым носиком?

— Похожа, — удивленно ответила Лещинская, чувствуя. что сердце бьется чаще. — Откуда ты знаешь? Вот, кстати, у меня фото тут есть…

— Да! — энергично закивала Женя, едва взглянув на фотографию Даши с дедом и шашлыками. — Это она! Я ее сегодня видела в «Качелях» — показалась мне еще странной такой, не совсем в адеквате. Думаю, может, потерялась? Детский я психотерапевт или нет, в конце концов. Спрашиваю: «Привет, как ты»? Она говорит — «хорошо». И носом шмыгает, едва не плачет. Говорю: «Как тебя зовут? Ты не потерялась?» «Даша», говорит. Хотела мне что-то уже дальше сказать, но вдруг что-то вспомнила, посмотрела сердито и как задаст стрекача!

— Вспомнила, что она на весь белый свет обижена, — усмехнулась Марина. — «Качели»… далеко это отсюда?

— Вверх по Вяземской до конца, здоровенный торговый центр, — затараторила Женя. — Проще всего на сто тридцатом доехать…

…И снова она успела вовремя. Сегодня вообще был какой-то безошибочный вечер — всё происходило в свое время, а лишних звеньев в цепочке событий не было совсем. Сойдя с автобуса, Марина не стала заходить в призывно светящийся торговый центр, а отчего-то пошла вдоль стены, где парковка. И поэтому грузный усатый мужчина (весьма напоминающий, как она вдруг с омерзением поняла, ее бывшего мужа Петю), ведущий за руку белобрысую девочку с мороженым в руке, не смог с ней разминуться.

— Даша, — позвала она. — Кузнецова!

Девочка принялась озираться. Это была она, сомнений не оставалось. А вот усатый занервничал, и это Марине совсем не понравилось.

— Эй, гражданин, — сказала она, перегораживая ему дорогу. — Вы куда это девочку тащите?

— Не ваше дело! — грубо ответил усатый и свернул между рядами машин, почти волоча начинающую хныкать Дашу за собой. Пикнул сигнализацией, открыл дверь, толкнул девочку на заднее сиденье, закрыл, повернулся… и столкнулся нос к носу с разъяренной валькирией.

— Немедленно. Выпусти. Ее. Обратно, — очень раздельно произнесла Марина: от бешенства перехватило горло, и говорить получалось только так.

— Да пошла ты на…! — заорал усатый киднэппер. От него отчетливо пахло алкоголем и еще какой-то сладковатой дрянью. Увидев, что его вопль не произвел никакого впечатления, он вынул из кармана и раскрыл нож-бабочку.

— Уйди, сука, а то попишу!

Марина улыбнулась ему мертвой улыбкой и вырвала переднюю дверцу автомобиля с корнем. Вспоминая этот эпизод потом, она никогда не могла до конца поверить, что ей это удалось. Да и она ли это была вообще? Но, тем не менее, здесь и сейчас валькирия по имени Марина с протяжным скрежетом вырвала водительскую дверцу из петель и отбросила ее, как пушинку. Нож в руке усатого задрожал. Жутко улыбаясь, она точно так же вырвала и отбросила пассажирскую дверь, и тогда он заорал в голос и побежал куда-то сломя голову…

— Вот и всё, — услышала свой голос Марина. Оказывается, она сидела на водительском сиденье, упершись лбом в руль. — Поехали домой, Даша.

— Поехали, — дрожащим голосом ответила девочка. — А вы добрая?

— Когда не злая, то очень добрая, — усмехнулась Марина. После пережитого ее потряхивало, и вставать с такого уютного кресла совсем не хотелось. Но — было нужно отвезти Дашу… на базу, наверное. А там пусть Горячев разбирается.

Впервые за долгое время на душе было спокойно и чисто. В обычном состоянии она измотала бы себе и ребенку все нервы, стараясь устроить его поудобнее, бесконечно выясняя, как он себя чувствует, соображая, куда его везти, и тому подобное. А сейчас… сейчас все это как-то отошло на второй план.

Она сделала главное — защитила ее. А для заботы у девочки есть свои родители.

Что-то ушло вместе с этой вспышкой священной ярости. Как там говорила Женя? «Принять злость и дать выход наружу». Что ж, кажется, она делает успехи.