Юрий Леж - Перевертыш

Устремившись дальше по переулку под колющими взглядами и глухим недовольным ворчанием проституток, Шака прошла мимо еще одного бара, возле которого, правда, вертелись уже только слащавые мальчики, больше похожие на кукольных персонажей своими нарочитыми ужимками и жеманством. А уже у третьего заведения было поспокойнее, дежурила только парочка девиц, да и те показались мулатке полулюбительницами, оставшимися сегодняшним вечером без денег на выпивку, потому и вставшими у входа в надежде, что кто-нибудь возьмет их с собой и угостит.

Но и здесь Шаку проводили очень недружелюбными взглядами и словами, сказанными в спину, что бы явно торопящаяся девушка не смогла вернуться и ответить. Впрочем, даже и при наличии свободного времени, Шака не стала бы возвращаться и отвечать, считая себя изначально выше любой из женщин, толкущихся возле дверей баров в этом переулке. И это ощущение собственной значимости было не порождением самомнения, а основывалось на тех реальных делах, которыми Шака занималась в этом, да и во многих других городах.

Сейчас же ее целью был пятый бар в переулке, если считать от поворота с центральной улицы. Бар под названием «Рыбы», с тускло подсвеченным входом, сплошной металлической дверью, декорированной снаружи пластиком под дерево. Возле бара было пусто, видимо, в этом месте нечего, или вернее, некого, было ловить жрицам продажной любви. Притормозив перед дверью, что войти без суеты, как простому посетителю, не привлекая к себе внимания, Шака дернула на себя дверь, чувствуя, как вместе с сопротивлением дверных пружин наливаются дополнительной силой мышцы. За дверью ее встретил полумрак маленького, метров на двадцать, холла с вешалкой для верхней одежды, сейчас пустующей, двумя туалетными дверями и большим, почти во всю стену зеркалом, украшенным по краям декоративными пластиковыми рыбами фантастического вида.

И тут же, у самого порога, перед ней вырос, как из-под земли, коренастый, массивный мужчина в сине-черном комбинезоне, высоких ботинках, с невыразительным лицом и плотно сжатыми бледными губами. В голове Махи гулко, устало и чуть пульсируя, раздался голос: «Доллькам сюда нельзя, — и после небольшой, в доли секунды, но явно выраженной паузы, — ты пролетела, подруга». «Я не развлекаться, — также, не открывая рта, сообщила Шака, даже удивившись, как это ловко и привычно у нее получается. — Работа». Охранник-долл кивнул головой, соглашаясь, что работа — это отличный повод войти в бар, но пускать внутрь Шаку не торопился. «Через запасной вход», — посоветовал он. «Все равно выходить в зал, — пожала плечами в привычном, из старой жизни жесте Шака, — здесь быстрее». «Хоть бы переоделась тогда, — то ли проворчал, то ли посоветовал долл. — Проходи, жмись к стенам». «Так и сделаю, — пообещала Шака, приглушая чувствительность слуха. — Удач тебе». Охранник ничего не ответил, теперь уже не спеша, на глазах мулатки, перемещаясь в маленькую нишу за металлическими вешалками, разнообразно бликующими голубыми и сине-зелеными огоньками подсветки. Шака, проводив взглядом охранника, проскользнула через холл к широкой, но плотно прикрытой двери входа в общий зал бара.

Стойка бара занимала всю длину вдвое большего, чем холл помещения. Сделанная из пластика под старое, полированное дерево, она прижималась к огромному, во всю стену, буфету, заполненному разнообразными бутылками с пивом, вином, джином, виски, водкой и другими спиртными напитками, изобретенными многомудрым человечеством на протяжении своей совсем короткой истории. Слева и справа от центра стойки, выдвинутые в зал, заполненный легкими на вид, но почти неподъемными столиками и стульями, висели прикрепленные к потолку две клетки, сооруженные из псевдоржавого металла. Внутри клеток метались из угла в угол, изображая, видимо, эротический танец, две девушки-долльки, одетые в синтетические набедренные шкуры и узкие, обнажающие грудь полоски эластика, с трудом прикрывающие только соски. Музыка висела в воздухе плотными, ритмичными клубами, живая и осязаемая, и Шака порадовалась, что предусмотрительно заглушила слух еще в холле, почувствовав через дверь ритм звуковых волн.

За многочисленными столиками сидели, пили, закусывали, пытались о чем-то говорить сквозь музыкальную глушилку несколько десятков человек. Еще столько же, если не больше изображали странными телодвижениями танцы на свободном кусочке пола в дальнем от входа углу бара. То и дело скользили по залу официанты в фальшивых кожаных куртках и коротких, по щиколотки, брюках с фирменным знаком рыбы, нарисованном на лбу флуоресцентной краской. Трое из них, то ли свободные, то ли просто осуществляющие функции вышибал под маской официантов, а потому делом непосредственным и не занятые, тут же двинулись было навстречу Шаке, но она со всей возможной в таком случае неторопливостью скользнула в сторону и бочком-бочком, позади столиков, стала пробираться к самому дальнему углу стойки, где занимался своим барменским делом высокий и нескладный человек в белой рубашке и галстуке-бабочке. Это был один из пяти барменов сегодняшней смены, но именно с ним Шака и должна была встретиться здесь. Заметившие ее маневр вышибалы не стали преследовать девушку, одетую доллькой (или долльку, прикидывающуюся девушкой). Во всяком случае, вела она себя правильно, стараясь не привлекать постороннего внимания, а понапрасну придираться к посетителям было не в правилах вышибал в любом заведении Города.

А для Шаки сейчас начиналось основное действие, называемое на сленге «контактом», ради которого она и высаживалась в темном грязном тупике, и шла пешком почти полчаса, вместо того, что бы за пять минут подъехать к бару. Остановившись у края барной стойки и развернувшись так, что бы смотреть на танцующих, сидящих за столиками и одновременно видеть зеленоватую надпись над тщательно загримированными дверями запасного выхода, Маха достала из потайного карманчика и положила незаметным движением на стойку золотую монетку. Не отвлекаясь от протирки стаканов и перемещения под стойкой каких-то, видимо, крайне важных для нормальной работы бара предметов, высокий бармен скосил глаз и заметил изображенного на аверсе монеты похожего на лисицу пушистого зверька.

«Возьми стакан и пей», — почти не шевеля губами, сказал бармен, выставляя на стойку рядом с монеткой нечто голубоватое в тонкостенном стакане. В его словах и жестах явственно чувствовалось скрываемое волнение. Но дежурная профессиональная улыбка, с которой он общался со всеми клиентами, маскировала взбудораженные чувства мужчины. Шака, быстро подхватив стакан, поднесла его к губам, но пить не стала, просто подержала так, изображая глоток. А бармен продолжил свою «активную» деятельность по обслуживанию девушки-долльки, поднеся ей сигарету и зажженную зажигалку. Понимая, что так будет легче замаскировать разговор, Шака приняла маленький белый цилиндрик левой рукой, держа в поднятой правой стакан, как бы отгораживаясь им от зала. «Туалет, вторая кабинка у входа, — по-прежнему не шевеля губами, еле слышно выговаривал бармен. — Здесь много безопасников. Тебя ждут. Я выкручусь, если ты не попадешь».