Виктор Ночкин - Свирель Гангмара

Глаза торговцев загорелись от жадности, сумма была огромная. Похоже, старуха по старой крестьянской привычке хотела еще поторговаться. Но мужик, боясь упустить столь выгодного попутчика, поспешно сдвинул вещи на телеге и даже грязь смахнул рукавом с освободившегося места.

— Милости просим, добрый господин, милости просим. И вы, барышня, пожалуйста, садитесь.

Мона удивленно посмотрела на отца.

— Мы же еще ничего не купили. К обеду бы овощей, да свечи вот дома кончаются. Я быстро!

— Еще чего, некогда нам ждать, — вдруг не на шутку рассердилась старуха. — Да и монастырь совсем не по дороге. Давай поехали скорей, — нетерпеливо крикнула она мужу.

Жадная бабенка, видать, решила, что незнакомец неспроста так расщедрился и действительно нужно спешить.

Художник растерянно молчал, не зная, что ответить. Мона, увидев расстроенное лицо отца, тут же горячо заверила, что вернется домой одна. И Лукас, недолго думая, согласился. А что, девица уже взрослая, дорогу знает. Не все же ей с папой за ручку-то ходить. Теперь, когда разбойника поймали, спокойно станет в округе. Можно девушке и одной на базар сбегать.

Лукас быстро попрощался с дочкой и запрыгнул в уже тронувшуюся телегу.

Опасаясь попасться матери на глаза, Свен держался подальше от толпы, потому и не успел увидеть, который из земляков швырнул ком грязи в разбойника. А может, не ком грязи, а гнилое яблоко — кто теперь разберет? За первым броском последовал другой, третий… Марольд согнулся в телеге и, гремя цепью, старательно прикрывал руками — нет, Свен с удивлением понял, что злодей защищает не голову, а тот небольшой красный предмет, что создал при помощи магии. Следом за довольно безобидными снарядами из толпы посыпались камни. Пинедцы остервенело швыряли в Марольда, что попало под руку, сгибались, шарили под ногами, распрямлялись и снова швыряли. Никто не вопил, не слал проклятий, не отдавал команд, толпа действовала сама собой как единый организм, и это было еще страшней. Город мстил за годы страха, город хотел уничтожить Марольда. Разбойник не пытался помешать, даже не заслонялся руками, только отворачивался и прятал лицо.

Свен растерялся, но солдаты, словно ждали такого оборота, двинулись на толпу, оттесняя людей древками пик и алебард. Пинедцы упирались, но шаг за шагом уступали слаженному напору латников. Камни и грязь летели все реже. В одном месте цепочка солдат лопнула, и несколько человек снова очутились у самой телеги. Свен поспешил наперерез, и парню показалось, что люди уже опомнились, растеряли злость. Минутный порыв прошел. Кое-кто отшвыривал уже подобранный камень и украдкой отряхивал ладони. Марольд вдруг привстал, поднял, насколько мог, закованные в кандалы руки. Между ладоней блеснуло нечто алое, тонкое и хрупкое на вид. Роза — красная роза из блестящего шелка, удивительно чистая и нежная в грязных исцарапанных пальцах. Свен, оттесняя вместе с солдатами горожан, увидел, как пленник, с трудом дотянувшись до борта телеги, сунул цветок кому-то в толпе. Свен не разглядел, кто получил розу, но когда разбойник, звякнув кандалами, отпрянул от края повозки, его руки были пусты, и он чуть заметно улыбался.

Мало-помалу солдаты очистили путь и повозки двинулись с площади. Свен снова постарался очутиться не на виду. Толпа раздалась в стороны, пропуская кавалькаду. У обрамляющих открытое пространство домов люди отступили еще дальше, конь сэра Реквиста скрылся между строениями… Свен торопливо шмыгнул следом и потому пропустил момент, когда Марольд начал подниматься в телеге. К тому времени, как Свен, привлеченный лязганьем кандалов, обернулся, разбойник уже стоял во весь рост, подняв над головой закованные руки, и тьма разливалась над ним. Грязные пальцы, сжимающие толстую цепь, напряглись… Свен не поверил своим глазам. Этого не могло быть, это невозможно — но ладони Марольда ползли в стороны, растягивая оковы, которые басовито загудели, словно чудовищная струна… и разлетелись! Оторванные звенья звонко ударились в стены, отлетевший кусок цепи смел возницу. Марольд соскочил с телеги, не глядя, отшвырнул Свена — тот даже не успел выхватить меч. Взревел сэр Реквист, вертясь в седле и тщетно пытаясь развернуть огромного жеребца на узкой улице. Свен ударился о стену, шлем свалился на мостовую, а Марольд уже взвился в воздух, перелетев одним прыжком телегу. Затем ухватил ее и завалил набок, перегораживая улицу. Латник с алебардой сунулся навстречу магу, но тот, двигаясь с невероятной скоростью, перехватил древко, переломил, отшвырнул солдата — и, размахивая оставшимся в руке топориком, устремился на толпу. Горожане, совсем недавно смело швырявшие в злодея камни, с воплями кинулись врассыпную.

Свен с опозданием сообразил, что это не у него помутилось зрение от удара — нет, небеса над Пинедом стремительно темнели. Парень кинулся к выходу на площадь, но перепуганные лошади храпели и били копытами, не позволяя откатить повозку. Тогда Свен упал на колени, перекатился под днищем и вскочил… позади ругался и гремел доспехами сэр Реквист. Парень бросился следом за сбежавшим преступником, а тот, не мешкая, прокладывал себе путь сквозь толпу, расталкивая и сбивая с ног встречных. Свен понял, что отстает, перед ним в полутьме метались, завывая, перепуганные горожане и растерянные солдаты, шарахаясь друг от друга и топча упавших… Испачканный черный камзол мелькнул последний раз и скрылся за углом. Марольд пробивался к воротам, а горожане продолжали давить и отталкивать друг друга на покинутой им площади…

Едва лишь отъехали от города, как стало заметно темнее. Или это Лукасу только почудилось? Художник, обернувшись, пригляделся. Отсюда, с холма, округа была видна, как на ладони. Лукасу вдруг показалось, что далеко позади, немного правее от дороги, появилось огромное темное пятно. Скользнуло над перелеском и снова исчезло. Художник вопросительно посмотрел на попутчиков. Но те, вероятно, ничего не заметили. Ехали себе дальше, как ни в чем не бывало, неспешно переговаривались о своих делах. Цель поездки все как будто нарочно замалчивали, болтали о том и сем, обо всякой всячине, не имеющей отношения ни к Марольду, ни к его имуществу. Странная тень так больше и не появилась, сколько Лукас ни присматривался.

«Может, и в самом деле померещилось», — подумал художник.

Вскоре телега свернула на широкую лесную просеку, и стало совсем светло. Денек выдался тихий, погожий. Лошадка резво бежала по пыльной дороге. Мужик явно торопился.

Не прошло и часа, как Лукас увидел на высоком пригорке обнесенные частоколом строения. У подножия холма крестьянин остановился. Дальше двинулись пешком.