Майк Резник - Слон Килиманджаро

— Я же тебе говорил, он не может жениться.

— Миллиарды людей не связывают себя семейными узами, однако ведут нормальный образ жизни. Большинство из них даже значится в архивах Содружества.

— Я тебе все объяснил.

— Да уж, у него на все находится объяснение, — кивнула она — Умеет он убеждать, раз ты ему поверил.

— Ты не была в его квартире, — напомнил я. — Не видела, как он живет.

— А вот ты был. И по-прежнему думаешь, что вы выбрали один образ жизни.

— Да.

— Но он живет в дорогом пентхаусе, который превратил в первобытную хижину, а ты — в обычной квартире, причем даже под страхом смерти не сможешь сказать, какого цвета стены в твоих комнатах. Он путешествует по галактике, ты — не выходишь из своего кабинета. Он ищет общения, ты его сторонишься. Он нанимает человека, который разыщет ему бивни, чтобы самому не терять на это время, ты не можешь думать ни о чем другом, кроме этих бивней. И, однако, ты убежден, что ваши жизни идентичны. Повторяю: язычок у него что надо, раз ему удалось убедить тебя в этом.

— В главном наши жизни одинаковы, — упорствовал я.

— Они отличаются как день и ночь.

— Незначительное отличие лишь в том, что он несчастлив в своей жизни, а я ею наслаждаюсь.

Она хотела что-то сказать, передумала, заказала пирожное, какое-то время разглядывала свои ногти, потом посмотрела на меня.

— Хорошо, Дункан. Ты провел с ним несколько часов, он, не знаю уж каким образом, сумел тебе понравиться, ты увидел, где и как он живет. Можешь ты теперь сказать, почему он готов заплатить миллионы кредиток, даже убить ради того, чтобы заполучить бивни?

— Я представляю себе, в чем причина, но точного ответа у меня пока нет, — уклончиво ответил я.

— Нельзя ли попроще? — спросила она, когда тарелочка с пирожным опустилась на стол.

— Желание заполучить бивни напрямую связано с тем, что он — масаи. Более того, бивни нужны ему позарез именно потому, что он — последний из масаи.

— А что он собирается с ними делать?

— По его фразам я понял следующее: что-то надо сделать с бивнями или с помощью бивней, и сделать это что-то должен масаи. То есть Мандака, поскольку других масаи не осталось.

— Это какая-то белиберда. Что-то надо сделать, должно сделать, нельзя не сделать. — Она уставилась на меня.

— Тут ты права, — с неохотой признал я. — Просто я еще не нашел ответ. Но я знаю, что он есть!

— Что должно сделать… и почему?

Я пожал плечами:

— Пока не знаю.

— А ты его спрашивал?

— И не раз, — раздраженно ответил я:

— И что?

— Ответа я не получил. Слышал от него лишь одно:

«Вы подумаете, что я сумасшедший, если я вам скажу». Ехидная улыбка заиграла на ее губах.

— Как раз ты так не подумаешь, Дункан. Я могу подумать, что он сумасшедший, кто-то еще, но только не ты. Для тебя он по-прежнему будет одной из головоломок, которые ты так любишь решать.

Я промолчал, играя с пустой чашкой из-под кофе.

— Так что, Дункан, — она тяжело вздохнула, — ты считаешь его сумасшедшим?

— Нет.

— Но у тебя сформировалась хоть какая-то версия? Чем обусловлено его стремление заполучить бивни?

— Одно я знаю наверняка: он ищет бивни потому, что он — масаи.

Она всмотрелась в меня.

— Тогда почему меня не покидает ощущение, что ты знаешь больше того, что говоришь?

— Я подозреваю больше того, что говорю. Но изложил тебе все, что знаю.

— Так почему этот слон интересует именно масаи, а не кикуйю или зулусов?

— Зулусы жили далеко на юге.

— Я привела неудачный пример, — раздраженно бросила она. — В племенах я разбираюсь гораздо хуже тебя. Уточняю вопрос: почему этим слоном интересуются масаи, а не другие племена?

— Не знаю.

— Слона убили масаи?

— Вероятно, нет. Доподлинно это никому не известно.

— Тогда почему просто не сказать: нет?

— Масаи не охотились, чтобы добывать пропитание, и не торговали слоновой костью: у них не было причин убивать его. — Я помолчал. — Опять же, из того, что я узнал о нем этим утром, обнаженный воин с копьем не смог бы свалить его на землю.

— Если масаи его не убивали, почему же они претендуют на бивни? Кто-то из масаи покупал их на аукционе?

— Насколько мне известно, на Земле бивни масаи не принадлежали. На аукцион их выставил араб, купили их европейцы. Британский музей передал их правительству Кении, они оставались в музее Найроби до начала Галактической эры, да и потом я не смог найти в череде их владельцев хоть одного масаи, пока в восемнадцатом столетии Галактической эры они не оказались у Масаи Лайбона.

— Тогда зачем масаи заявляют, что бивни принадлежат им?

— У меня такое ощущение, что заявляют они другое: бивни нужны им больше, чем кому бы то ни было.

— Мы вернулись к тому, с чего начали, — вздохнула Хильда. — Я спрошу тебя, зачем они мне нужны, ты ответишь, что не знаешь, хотя у тебя есть кое-какие мысли, но поделиться ими со мной ты не готов. Я права?

Я кивнул:

— Да. Еще кофе?

— До чего же иной раз с тобой трудно, Дункан!

— Я этого не хотел.

— Два дня, Дункан! — Ее пухлый пальчик нацелился мне в грудь. — У тебя осталось два дня.

— А потом мы должны вновь обсудить сложившуюся ситуацию, — напомнил я.

— Нечего нам будет обсуждать, если ты не найдешь более правдоподобных ответов.

— Если я найду ответы, дополнительного времени мне не потребуется.

— Тогда тебе лучше их найти, потому что, по моему разумению, ты не приблизился к бивням ни на шаг.

Я вернулся в кабинет, подошел к раковине, умылся, решил, что пора и побриться.

— Компьютер?

— Да, Дункан Роджас?

— Как идет поиск бивней?

— Не нашел их следов после того, как Таити Бено похитила их с Винокса IV.

— Хочу попросить тебя об одной услуге.

— Слушаю.

— Пока я бреюсь, подготовь мне краткую историческую справку по масаи начиная с тысяча восемьсот девяносто восьмого года Нашей эры.

— Вы должны выразиться более точно. Я нахмурился:

— Тебе нужна конкретная дата в тысяча восемьсот девяносто восьмом году?

— Я хотел бы получить уточнение термина «краткая», — ответил компьютер.

— Не более пятисот слов.

— Приступаю. Исполнено.

— Я еще не побрился.

— жду…

Несколько секунд спустя я сел за стал.

— Компьютер, я готов.

— В тысяча восемьсот девяносто восьмом году племя масаи насчитывало двадцать пять тысяч человек. Ему принадлежала большая часть Рифтовой долины, а также практически весь юг Кении, включая Тзаво, Амбосели и Масаи Мара, и северные регионы Танганьики: плато Серенгети, гора Килиманджаро и кратер Нгоронгоро. В Восточной и Центральной Африке они считались самыми умелыми воинами, по репутации сравнимыми (до прямых стычек дело не доходило) с зулусами Южной Африки.

К тысяча девятьсот десятому году британцы ввели законы, лишившие масаи их былого могущества и привычного образа жизни Масаи запретили носить копья и даже щиты, они больше не могли нападать на другие племена. К тысяча девятьсот сороковому году их лишили даже традиционного обряда посвящения в мужчины, когда юноши с одним копьем выходили против львов.