Лада Лузина - Мой труп

90-е устремились к концу. На горизонте алел новый век. Новый мир сосредоточенно примерял старые тряпки добротной буржуазной морали, о которую так любил точить зубы Ануй. Но «мы - театральные критики» по-прежнему принимали друг друга любыми: жестокими, алчными, несчастными, злыми. «И ты, и я способны воспринимать людей такими, какими они есть исключительно потому, что сами черт знает что из себя представляем», - говорила Арина. Точнее не сказал бы и Игнатий Сирень.

Мы страстно фантазировали, как убьем Арининого бывшего мужа, как соблазним министра культуры и устроим в стране ренессанс.

«И живут же другие без великих идей, типа спасти национальную культуру или получить голову бывшего мужа в целлофане, - задавалась вопросом Арина. - Почему мы не можем жить, как люди?» - «Так то ж люди…» - привычно отмахивалась я.

Мы быстро привыкли к милиционерам и отгоняли их журналистским удостоверением машинально, как комаров. Куда больше нас раздражали полночные приставалы. В то лето после двух разводов наша агрессия, убаюканная безлюдьем вечного Города, просыпалась вновь при виде любого мужского существа из плоти и крови.

«Девочки, а вас мама отпускает гулять так поздно?»

«Девушки, а вашей маме зять не нужен?»

«Спасибо, они от своих хуеют!» - злобно отбивала Арина.

«Нет, моей маме как раз нужен муж, а мне папа», - скалилась я.

Но иногда на нас находил прежний бездумный азарт, и мы натягивали старые маски. Познакомившись в ночном магазине с неказистым мужчинкой, мы представлялись ему безработными театральными критиками и клянчили у него деньги на хлеб и колготки. Однажды возле нас остановилось дорогое авто, из верхнего люка появился парень с красной розой в руках. Это походило на сказку. Парень с приятелем увезли нас в Ботанический сад под Лысой горой, и сказка могла бы закончится плохо… если бы мы не были театральными критиками!

Мы заболтали их насмерть. Учуяв забрезжившую опасность «места и времени действия», я принялась подробно пересказывать им свою третьекурсную курсовую по Вольтеру. Арина перевела разговор на глубокий театроведческий анализ политической ситуации в нашей стране. Я быстро свернула на философию Ницше и Бердяева.

Стараясь не упасть в грязь лицом и как-то поддержать разговор («Простите, мы, конечно, не так много читали…»), похитители каждый раз получали такую интеллектуальную затрещину, что ближе к рассвету смотрели на нас со сложным миксом отчаяния и отвращения. «Теперь я знаю, «на умных женщин у мужчин не встает» - не преувеличение. Это физиология», - философски подытожила я, когда они тупо вернули нас на то же место, где взяли.

А в одну из ирреальных ночей Арину посетила идея заказать себе парня-проститутку. Его привезла на Аринину, выдуренную у мужа квартиру сорокалетняя бандерша - дама со знакомой нам внешностью не слишком удачливой театральной режиссерши.

Она привела двух на выбор. Но первый, с черными волосами до плеч и внешностью перекормленного Бандераса, слишком походил на актера. А от актеров, как представителей самой тупой театральной профессии, «мы - театральные критики» воротили нос с института.

В результате с нами остался второй - веснушчатый парень Алеша. Он страшно стеснялся и держался зажато, наверное, так же, как мы в эпоху «блестящей и красной». Чтоб поддержать его, мы в лицах пересказали ему нашу эпопею (или нам просто хотелось рассказать это кому-то?). Мы плохо представляли, что нам с ним делать, и колебались, как Миша, пригласивший нас мыть полы. Промучив его своими сомнениями полчаса, мы вспомнили девиз «только вдвоем». Нам не хотелось с ним спать, просто Арине было жалко потраченных денег. И мы пошли с проститутом в кровать, где у него не встало…

Оставшееся время Алеша слезно умолял нас не сообщать об этом его «режиссерше» и рассказывал про свои злосчастья: нет денег, на второй работе не платят зарплату. Мы с Ариной гуманно утешали его, обмениваясь саркастичными взглядами.

Мой философский тезис был доказан. Нас даже устраивал такой вариант - возможность ощутить себя экстравагантными «пани философами» и еще раз посмеяться над нашей маразматичной попыткой. Это был наш жанр!

«Три года мой муж рассказывал мне о своих проблемах. Я вызываю мужчину-проститутку, чтоб просто с ним переспать… - хохмила Арина. - И что в итоге? Я заплатила деньги, чтоб выслушать это еще раз и утешить его. За свои же деньги! Нужно было второго оставить». - «Ага! - подпевала я. - И он бы оказался актером, и рассказал нам про проблемы украинского театра».

В то лето театр, который мы некогда боготворили, уже представлялся нам сборищем несчастных людей - безработных или влачащих копеечное существование. Начав публиковаться на первом курсе, на третьем я стала журналистом с пристойными заработками, и предложенье Игнатия идти к нему вторым педагогом на курс было сродни предложению Гамлета: «Офелия, иди в монастырь». Я сразу отшвырнула идею аспирантуры. Еще до окончанья института меня взяли в штат одной из ведущих газет. Арина лезла на гору.

Но в то лунное лето мы делили все наши успехи на двоих и дружно считали себя выше пропахшей нафталином театральной тусовки. Не зная, что, отпочковавшись от нее, не перестали быть частью ее. И никогда не перестанем.

В то самое лето после двух разводов мы и подцепили Андрея, который таки оказался актером.

Был август. Мы были влюблены. То были случайные летние влюбленности, не сыгравшие никакой роли в последующей жизни. Почти никакой - если б в ту ночь мне не хотелось любви, я б вряд ли познакомилась с Андреем.

Мы долго бесцельно шатались по городу, пока не достигали блаженного состояния городских сумасшедших. Мы уже перестали разговаривать, просто напевали что-то - каждая свое - сначала под нос, потом в голос.

В юности мама мне говорила,

Чтоб для любви свое сердце открыла.

Видно, другие пришли времена,

Бедная, как ошибалась она… -

выводила Арина, слегка поводя плечами. И не было сомнений, что это посвящается ее любимому «гаду». В то время как я, подпрыгивая, выла в честь своего, демонстрируя полную боевую готовность:

Близится эра светлых годов,

Клич пионера «Всегда будь готов!»

Мы пропели свои любовные арии раз сорок подряд. Самое любопытное, что мы друг другу ничуть не мешали. Именно в таком полуидиотском состоянии мы и добрели до Арининой машины на стоянке кафе, где к нам подвалило чернявое чмо и предложило выпить с ним кофе.

Арина отшила его не глядя, бросая слова через плечо. Я, стоявшая к нему под другим углом, проводила чмо сомневающимся взглядом и задумчиво произнесла:

- Может, зря. На морду вроде ничего. Красивый.

- Он или заикается, или в дупель пьяный, - сказала Арина.