Владимир Серебряков - Лунная соната для бластера

Надо снять мушку… или сделать что-то еще… иначе я просто засну перед смертью! И тут мне в голову пришла идея. Я расслабился, чтобы не вызвать подозрений групарей, закрыл глаза, и, прислушиваясь к мерному топоту шагов, вызвал в памяти звук, впечатанный в мои нейроны огненным клеймом: далекий вой древних реактивных двигателей.

— Flying from Miami Beach BOAC…

И с первых же слов репрограммы шаги начали замедляться. К концу первой строки гулкие удары подошв об пол раздавались, как похоронный звон. Репрограмма разворачивалась во мне горячей бело-голубой волной, противодействуя наркотику.

Я вырвался из державших меня ленивых лап — конечно, не ждут сопротивления, гады! — нанес удар сначала одному, потом второму охраннику, сорвал пластиковый кружок со лба — наркотик тут же начал вымываться из крови, и я ускорился до боевого ритма. Удар… прыжок, и удар, и по почкам, и под дых, и в точки «подчинения и успокоения»… как я вас сейчас убивать буду! Хорошо, что никто из карелов не сообразил снять костные фиксаторы, поставленные в медпункте при лыжне. С переломанным бедром я бы никуда не убежал.

Кончался второй куплет песни, я молотил направо и налево, судорожно соображая, что если в течение ближайших шести секунд реальвремени не пробьюсь, то напрасно я сопротивлялся. Лысики отлетали от меня, как из гаусспушки, только медленнее, но почему-то лезли снова и снова — или это прибыло пополнение? За три секунды? Тут меня ударили сзади по почкам. Я согнулся, разворачиваясь, получил еще один удар — по шее — и рефлекторно отскочил, уходя от следующего.

Набросившийся на меня групарь тоже работал на репрограмме, в сжатом времени. Я назвал бы это поединком на равных, если бы не то, что мой противник находился в превосходной форме, а я не спал двое суток и был за это время неоднократно бит. Несколько ударов я пропустил, потом поднапрягся и достал-таки паразита, крепко приложив по болевым точкам. Но боль в сжатом времени почти не ощущается — ретикулум не пропускает лишние сигналы к коре (у некоторых бойцов на время действия программы даже пропадает цветность зрения) — и, чтобы вывести противника из строя, нужно нанести ему серьезные травмы. Руку я ему сломать успел, но этим мои успехи и ограничились. Оценив в первые же субъективные секунды, с кем столкнулся, противник просто выматывал меня — знал, что в песню я вошел раньше него, и резерв выжгу первым.

И тут к нам подбежала Элис. Я был настолько поглощен поединком, что не успел даже удивиться — почему она бежит, а не перешагивает медленно-медленно, зависая в воздухе и выпадая из поля зрения, неровными рывками, по мере того, как сетчатая формация сортирует поступающие данные. Мир стремительно серел, размазываясь, я с трудом уклонился от летящего мне в голову кулака — «You know how lucky you are… boy!» — рефлекторно выставил блок…

Все мое обучение пошло насмарку. Элис не стала проводить никаких приемов. Она просто ударила моего противника по голове. Кулаком. Наверное. Самого удара я просто не увидел. Замах, и…

Видимо, мой ретикулум наделен независимым от хозяина чувством юмора. Потому что хруст костей я услышал совершенно отчетливо, сквозь гремящую в ушах музыку. Карела оторвало от земли и медленно понесло к стене.

Я оборвал подходившую уже к концу репрограмму, и согнулся пополам, тяжело дыша. Перед глазами плавали какие-то расплывчатые медузы.

Элис машинально вытерла измазанные кровью пальцы о седалище. Я полез в карман за салфетками… и только тут сообразил, что наблюдал секунду назад.

Тому, что в мозгу моей знакомой хранятся, помимо страшных тайн, медицинских энциклопедий и последних разработок гения интелтроники Ноя Релера, еще и боевые репрограммы — настрого запрещенные, кстати, к использованию частными лицами — меня уже не удивляло: хороший показатель того, насколько размазались для меня границы невероятного. Но двигаться с такой скоростью человеческое тело просто не может. Это грозит разрывом связок, а то и вывихом. И удар, нанесенный с такой размашистой легкостью, раздробит не только вражьи кости.

Значит, Элис аугментирована. И сильно — я не рискнул бы повторить ее фокус, невзирая на обязательные полицейские импланты. Но как она сумела освободиться?

Всплыла брошенная ею походя реплика: «На меня не действует» — когда я предложил ей мушку. В тот момент я подумал, что имеются в виду только снотворные… но если никакие пситропные препараты не могут повлиять на Элис… а такое вполне реально, если аугмент-чипы в ее мозгу достаточно мощны… Значит, она притворялась оглушенной до самого последнего момента, не выдав себя ни движением, ни мыслью. Я обнаружил, что испытываю к ней чувство, близкое к почтению.

Но сейчас не время предаваться сантиментам. Живых… нет, бежать за подмогой осталось некому, но исчезновение двоих пленников и без того откроется очень быстро. Мгновение я раздумывал, не попытаться ли отбить остальных, но из-за поворота уже раздался пронзительный тревожный йодль, какие далеко разносятся по коридорам.

— Бежим! — Элис потянула меня за руку.

Я тряхнул головой, разгоняя туман. Проклятье, сам я не справлюсь… репрограмма высасывает все силы, а у меня их и оставалось-то негусто. Пожалуй, часы беспамятства после удара гаузером пошли мне на пользу — если не мозг, то хотя бы тело получило желанную передышку. Девушка уже бросилась прочь — почему-то мне запомнилось, что на каждом шагу она оборачивалась, словно пытаясь меня подогнать — и я устремился за ней, на ходу вытягивая из кармана пакет с мушками.

Трех желтых квадратиков на шею хватило, чтобы ноги перестали подкашиваться. Зато ужасно захотелось есть. Нет — жрать. Откусывать и глотать, не жуя, и брызгать слюнями в спешке. Я прямо-таки чувствовал, как плещется в желудке лужица кислоты.

Мы мчались мимо одинаковых, только штрих-бирками различающихся шкафов с оборудованием, мимо решетчатых кубов термоконтроля и молчаливых оплывающих капель — процессоров сетевого резерва, то ныряя в кромешную тьму, нимало не разгоняемую свечением загадочных маршрутных полос — ах, если бы я умел читать их без помощи инфора! — то вновь вылетая на свет. От неровного каменного пола веяло холодом. Ноги я себе сбил на первых десяти шагах; к первой развилке я благоразумно налепил на шею мушку с анальгетиком, а к третьей — попросту перестал чувствовать ступни.

Я не был настолько наивен, чтобы предполагать, будто Карел из Карелов даст беглецам уйти свободно. Но масштабы погони меня поразили. Мы с Элис блуждали наугад в проклятом всему богами Луны подкупольном лабиринте служебных тоннелей — а боевики карелов выскакивали из поперечных коридоров, словно зная, где мы появимся, и только моя хорошая реакция, да — что скрывать — боевые программы Элис помогали нам прорваться.