Алексей Бергман - Циклопы

— Будем, — не стали лукавить альфа и бета личности генерала Потапова.

— А вы представьте, что вмешаетесь в тонкий психологический настрой самоубийцы Марычевой. Она настроена на решительный разговор с бывшим любовником, в мозгах та самая каша…, а тут появляетесь вы и несете бредятину относительно какого-то сбоя в каких-то путешествиях. Как думаете — у нее настрой может сбиться? Пойдет Марычева с пистолетом в любовника стрелять или на непонятки отвлечется? Вы, господа мои, нарушите ход истории, ваш Коваль не скончается от инфаркта, а завтра же нашлет на вас убийц.

— Разумно, — согласились оба интеллекта. «Что будем делать? — спросили друг-друга тоже в унисон. Поглядели на Иннокентия и заметили, что на губах стилиста играет тонкая усмешка. — Кешка! — вновь попадая в одну и ту же мысль, воскликнули Борис и Лев. — Интерлингва!»

— Иннокентий, ты сможешь обратиться через Марычеву или младшего Ковалева к бета на интерлингве?!

— Разумеется, — самодовольно ухмыльнулся Капустин. — Смогу. Она ни слова не поймет, решит, что я ей поздравительную песенку на иностранном языке пропел. Фан-клуб самоубийц такое же интернациональное сообщество, как и диверсионные группы циклопов, Лев Константинович, Борис Михайлович. Там каждый знает интерлингву, общаются между собой на международном языке. Нашей главной задачей станет — смыться из дома Марычевых задолго до полуночи и не попасть под подозрение. Так как пока мы единственные, кого нет в списке гостей. Юбиляр не поверит, что его дочь покончила с собой и убила сына его друга, потребует расследования. Будет уверять, что это двойное убийство, а его Инна тут ни при чем…

— Это тебе Жюли рассказала? — перебил Завьялов.

— Да, — горделиво косясь на премудрую супругу, напыжился Капустин. — Жюли сегодня все утро в Интернете просидела. Сравнивала журналистские статьи-отчеты о прежних празднованиях, отмечала все повторяющиеся фамилии. Прикидывала, с кем бы Зоя могла связаться и попробовать договориться о том, чтобы меня или вас с собой туда захватили… Господа Ковалевы, в числе еще пятнадцати человек, присутствовали на всех днях рождения месье Марычева за последние годы.

«Эх, не охота мне Коваля об услугу просить! — раздался в общей голове генеральский голос. — Смерть, как неохота, жуть! Даже зная, что он сегодня ночью сдохнет — нож вострый на мировую с ним идти! Может, Зою спросим — есть у нее точки пересечения с Марычевыми? Общие знакомые там…»

Поглядели на девушку…

И практически не узнали в ней Зою Карпову.

Фанатично пламенный блеск глаз мог принадлежать только идейной террористке. Миранда жадно вслушивалась в разговор с Капустиным, вытягивая шею, ловила каждое слово, в глубине зрачков мерцала некая и д е я.

«Э-э-эх! — крякнул генерал. — Не нравиться мне что-то эдакий энтузиазм, Бориска… Зою не то что брать с собой нельзя — была такая мысль, она на таких тусовка вся насквозь своя! — ей говорить ни о чем категорически нельзя! Миранда может нам преподнести сюрприз. Гляди, как воодушевилась. Задумала чего-то…»

«Не, Константиныч. Наблюдает и подпитывается. Она сейчас в самом эпицентре, мне кажется, уже и об убийстве мужа позабыла».

«Не уверен, — хмуро ответил старый смершевец. — Она нам может всю игру сломать… Давай-ка, Борька, подключим ее к аккумулятору да с Зоей потолкуем. У них сейчас один мозг на двоих, девушка могла что-нибудь в мыслях диверсантки уловить».

«Давай. Но прежде с Ковалем свяжись».

В разговоре двух коллег по диверсионно-разведывательной деятельности Завьялов, так сказать, участвовал в подстрочнике, ушами в основном.

Лев Константинович долго сидел в кабинетном кресле, прежде чем звонить старинному знакомому, мял в руках трубку домашнего телефона; в затянутое густым тюлем окно глядел.

Набрал цифры. Долго слушал длинные гудки. На определителе телефонных номеров полковника в отставке Ковалева высветился номер его бывшего начальника. Коваль думал — брать трубку, иль не брать?

Ответил:

— Слушаю, Лев Константинович. Здравия желаю.

— Это хорошо, что слушаешь, — тяжело проговорил Потапов.

— Что-то случилось, Константиныч? Кошка между нами пробежала?

— Пули пролетели.

— Не понял.

Два матерых разведчика играли в игры. Один ни за что не станет говорить о делах по телефону. Да и без оного тоже лишнего не сболтнет. Второй это прекрасно понимал: Коваль даже намеку не позволит вылететь. Играют в подкидного дурачка «я знаю, что ты знаешь, что я знаю». Но карты к делу не пришьешь, воробьиного, невылетевшего слова на диктофон не запишешь.

Опыта у двух мужчин — навалом, на десятерых с избытком.

— Давай не будем препираться, Дима. Есть вариант договориться.

Протянутая на километры связь провисла в длительном молчании. Ковалев просчитывал варианты, пронюхивал ловушки. В голове Потапова звенел рефрен «ты все равно подохнешь, гадина! ты все равно подохнешь нынче!». Лев Константинович уговаривал себя на переговоры с убийцей его внука: «Ты уже, Дима, не жилец! Я это знаю, сегодня ты издохнешь!»

— Дорого попросишь? — наконец-то, как бы поддерживая шутку, хмыкнул Коваль.

— Не много. Ты сегодня идешь на юбилей Марычева.

— Это угроза?! — не дослушав, моментально оживился Дмитрий Федорович. Он, по всей видимости, решил, что генерал намеренно продемонстрировал «я, Дима, знаю каждый твой шаг — ты под прицелом!». Захотел себя чуть ли ни жертвой шантажа изобразить!

— С тобой, Дима, хорошо говно на скорость жрать, — укорил за неуемную торопливость генерал. — Дослушай. Мне нужно попасть на юбилей Марычева. Ты берешь меня и еще одного моего друга с собой, я оставляю тебя в покое.

Коваль помолчал немного. Предложение генерала звучало совершенно абсурдно, где-то должен быть подвох! Потапов не из тех людей, что могут кровную обиду на тормозах спустить!

— А если я откажусь?

— Дима. Ты сколько лет меня знаешь?

Звучало многообещающе. То, что Коваль знал о генерале, способно лишить не только сна, но здравости рассудка в целом. Вечный страх — жесткая расплата.

— Что тебе нужно от Марычева?

— Ничего. Я и мой друг просто д о л ж н ы б ы т ь т а м.

Коваль снова помолчал.

— Ты идешь туда з а к е м — т о?

— За чем-то. Если, Дима, я дам тебе слово чести, что не собираюсь никому вредить — ты мне поверишь?

— Да.

— Слово офицера. Я не нанесу никому ни физического, ни морального вреда. Даже ты, Коваль…, сука старая… не пострадаешь от моей руки или слова. Друг, что со мной поедет, тоже пальцем никого не тронет, никому не навредит.

— То есть…, если сегодня ты и твой друг поедете со мной…, мы все забудем?

— Слово офицера.

Дмитрий Федорович ответил лишь спустя полторы минуты: