Алексей Бергман - Кто-то еще

— Нехило развернулся гад, — в итоге выразился Константиныч. — Решительно. — И подумав, произнес: — А этот Зиберт толковый парень, раз предусмотрел подобный поворот… Как думаешь, Миранда, ему Извеков — по зубам?

— Не знаю, — честно покачала аккуратной головкой «леди полицейская». — Платон долгие годы проработал в поле, Зиберт — теоретик. Функционер из штаба аналитиков.

— Но может быть это и хорошо? Может быть нам сейчас как раз и нужен такой вот умник, способный просчитать Платона?

— В каком-то смысле — да, — невесело усмехнулась диверсантка. — Но в абсолютной оторванности Густава от полевых работ и кроется его ущербность. Он золотая голова. С черствой коркой на месте сердца. Зиберт никогда напрямую не сталкивался с людьми из прошлого, Лев Константинович, Борис Михайлович, он кабинетный деятель, вы для него…, простите, но — п о к о й н и к и.

— Категорически? — пробормотал Потапов.

— Без всяких исключений, — кивнула женщина. — Пучкова много лет моталась по носителям, они их чувствовала, видела живыми… Зиберт не имеет достаточных телепатических возможностей. Его никогда не допускали к активным мероприятиям…

— А он к ним стремился? — перебивая, прищурился Потапов.

Миранда усмехнулась:

— Понимаю, к чему вы клоните, Лев Константинович. Вы уже пунктирно нарисовали портрет человека, мечтающего о работе в прошлом, но лишенного этой возможности. Мол, Густав потом и кровью поднялся до вершин, собственной головой вымостил карьерную лестницу, но всю дорогу чувствовал свою ущербность?.. И это в некотором смысле роднит его с разобиженным на департамент Извековым? поможет Густаву в поимке родственной души?

— А разве нет?

— Не исключаю, — не вполне, но согласилась диверсантка. — Вопрос в другом. Самый гениальный кабинетный тактик видит в передвигаемых по его приказу фигурках не людей, а пешки. Вы для него, простите, — давно сгнившее в могилах пушечное мясо.

Лев Константинович исподлобья покосился на стоящего на страже Бориса.

Хоть и заметно бледный Завьялов даже бровью не повел, когда их всех, включая близнецов, «гнилыми мертвецами» приласкали.

— Что думаешь, Бориска?

— Жду пока вы наговоритесь и иду будить Зою, — хладнокровно определился Завянь.

— А что по существу?

— А по существу буду решать — я. И Зоя.

Когда за Борисом закрылась дверь, Лев Константинович собрал лицо в задумчивую мину, снизу вверх поглядел на стоящую напротив Миранду:

— Как думаешь…, что это сейчас было, а?

— Я думаю, что сейчас мы наблюдали смачный плевок на герб хроно-департамента.

— А он — не перегнет?

— Лев Константинович, я не могу вам рассказать, какая историческая роль была предназначена в неизмененном времени Борису Михайловичу. Но поверьте, на вершину списка хроно-личностей Борис Завьялов попал не как родитель Ивана и Марьи, а в связи с собственными заслугами.

Зеленая лента на мониторе ноутбука не пожелала размотаться до конца.

Зоя, не видя того, что происходит на экране, покорно сидела с нашлепками на висках, Миранда дважды запускала программу проверки — линия упрямо зависала в сантиметре от обрыва изображения.

— Все в порядке, Зоя Павловна, — не обманув Завьялова, сказала террористка. Приняла от Зои проводок, быстро скатала его в небольшой клубочек… — Борис Михайлович, можно вас на пару слов?

— Со мной что-то не так? — уловив сомнение в голосе Миранды, забеспокоилась жена Завьялова. Машинально нашарила на вороте кофточки крохотную пуговицу, вцепились в нее, затеребила…

— Лев Константинович сейчас расскажет вам все, что произошло за эти часы, Зоя Павловна, — сдержанно произнесла Миранда без намека на сочувствие или беспокойство. — Теперь, зная, что вы свободны от чужого присутствия, мы можем разговаривать свободно.

Лучшего доказательства, что все в порядке, пожалуй не изобрести. Зоя сложила руки на коленях и, глядя на Потапова, замерла в позе покорной юной слушательницы.

Завянь и террористка вышли в коридор.

— С вашей женой «поработали», Борис Михайлович, — отойдя от двери, негромко произнесла Миранда.

— Ее пытались успокоить? подселили мозгоправа? — не паникуя, предположил Завьялов.

Прилизанная белокурая головка отрицательно качнулась:

— Не уверена. Если бы Зою Павловну пытались успокоить, то мы заметили бы это еще вчера. Но реакции Зои Павловны продолжают выражать напряжение. Я подозреваю, что ваша жена подверглась внушению. По сути дела она — свободна, но в ней до сих пор остается некое присутствие чужой воли. Увы, Борис Михайлович, но ваша жена подверглась кодировке.

— Это точно?

— Предположительно.

— Мы можем как-то это проверить?

— Да.

— Так делайте!

— Для этого мне необходимо внедриться в Зою Павловну, — мрачно, объясняя все и сразу, поговорила диверсантка.

— Она не позволит, — с удивительным для недавнего себя спокойствием, констатировал Завьялов.

— То-то и оно. А «подселяться» незаметно я не хочу. После всего, что с ней произошло, Зоя может почувствовать конкретно — м о е присутствие. А это разрушит едва наладившийся контакт. Вы сможете уговорить Зою на проверку?

— Она кодирована, а не «занята», — жестко произнес Завьялов. — Даже ваш Зиберт не решится дать матери команду убить ее детей.

— И это все, что вас беспокоит? — грустно улыбнулась диверсантка.

— На данном этапе — да. Зоя не может никому принести вреда. А остальное скоро перестанет иметь значение. Я предприму шаги, чтобы ей не смогли дать команду и активировать процесс.

— И все же, вы попробуйте, Борис Михайлович. Зоя мужественная женщина.

То, что его жену не закодировали от волнения во время сна, Завьялов понял, едва вернулся в комнату: любимая выглядела как человек, получивший известие о том, что его дом только что на самом деле разбомбили. И там погибли — все. Пылающие стены погребли, все что было дорого.

В Завьялове боролись жалость и рассудочное желание оповестить жену о поселившейся внутри нее опасности. Предупредить, попросить, заставить Зою быть начеку к самой себе…

Невыносимо!

Надо.

Борис присел на корточки, поймал невидящий взгляд жены:

— Зоя…, Миранда только что проверила твои мозговые показатели. Ты — свободна. Но…

— Я поняла, — спокойно кивнула Завьялова. — Догадалась, что есть какое-то — «но». Что от меня потребуется?

— Пустить в себя Миранду.

Память выписывает странные необъяснимые кульбиты. Лет двадцать назад Леля подобрала на помойке страшненького тощенького котенка невыразительного мышиного оттенка. Отмыла от блох и грязи, откормила…

Кот подрос и начал метить стены, гадить в туфли и сумки. Причем не только в хозяйские, но и в чужие. Стоит гостю зазеваться и оставить на горизонтальной плоскости некий вместительный предмет, глядь — в предмете уже мокро. Лужа разливается.