Ирина Кайлес - Ключ для пешки

В кабинет вошел невысокий человек средних лет, с властным и тяжелым взглядом:

— Привет.

— Привет, — ответил Федя. Узнать бы еще, как его зовут?

— Ты поговорил с Беляевым?

— О чем? — выкрутился Федя.

Собеседник удивленно вскинул брови:

— Ты разве передумал? А сам еще вчера говорил, что первым делом сегодня его уволишь!

— A-а… да, я и забыл… — в голове все взорвалось. Уволить?! Он должен уволить человека, не зная за что, не зная вообще этого человека?!! Это же просто свинство!

— Я его позову?

— Нет.

— Что-то я не понимаю, Федор Вячеславович: ты сомневаешься?

— Да нет, просто…

— Я тебя не узнаю. Ты же еще вчера родную маму бы уволил! А сегодня-то что поменялось?

Феде совсем не нравилось, как повернулись события. Он явно был не в своей тарелке. Но, продолжая играть роль, выдавил:

— Ладно, зови.

Его собеседник вышел. Федя, в панике, соображал, что делать и как себя вести. Он впервые в жизни посочувствовал Олегу, которому не раз и не два доводилось увольнять сотрудников. Видимо, в бизнесе это необходимо.

В дверь робко постучали.

— Да! Войдите!

В дверь вошел невысокий худенький человек лет пятидесяти, с затравленным, бегающим взглядом. На почти лысой голове торчали несколько последних волосков. Сгорбившись, сжавшись, он смотрел на Федю, словно прося милостыню.

— 3-здравствуйте… — произнес человечек растерянно и робко.

— Здравствуйте, — растерявшись не меньше, ответил Федя.

— Вы ме-еня вызывали?

— Да… — Федя не знал, что говорить, и нашел выход из положения: — Вы, наверное, догадываетесь зачем.

— Федор Вячеславович, я умоляю вас, дайте мне еще один шанс! Вы же знаете: у меня дети, жена больная… Клянусь, я не допущу больше подобных ошибок!

Федя совсем растерялся. Ему физически стало плохо. Человек, который ему в отцы годился, унижался перед ним, и это было настолько ужасно, что Литвинову стало до отвращения противно, стыдно… Федя не выдержал и прошептал:

— Это не мое!

Вмиг все исчезло. Боль показалась избавлением. Снова оказавшись в зале со стеллажами, Федя облегченно вздохнул. Надо серьезно подумать о будущем. «Вот это — точно не мое», — пробормотал юноша. С тяжестью на сердце, пошел дальше. Осталось три попытки. И что искать — он теперь даже предположить не мог.

Литвинов вглядывался в фигурки, пытаясь в них увидеть подсказку, почувствовать правильное решение. Все не то. Сколько же судеб проживается на Земле! И выбрать можно любую. Только вот…

Федя остановился у фигурки мужчины, стоящего рядом с роялем. Внешне вроде похож, хотя ему тут лет сорок. А может, это и является его призванием? Он ведь с удовольствием поступил бы в муз. училище, потом в консерваторию, если бы разрешил Олег. Хотя исполнитель из него уже вряд ли выйдет: много времени упущено. Но ведь можно преподавать, как Андрей Николаевич.

— Дэя, как ты думаешь? — спросил он в задумчивости.

— Я не могу думать за тебя. Это должно быть твое решение.

Федя решил рискнуть и взял в руки фигурку.

Просторный, светлый класс, видимо, в муз. училище. Два рояля. Федя сидел, слушая ученика, который тупо и коряво пытался сыграть текст какого-то этюда. Юноша опустил глаза. На нем старый потертый свитер, видавшие виды брюки, старенькие страшные ботинки. Федя поморщился: ведь точно по прогнозам Олега. Поднял взгляд на ученика и вдруг почувствовал невероятное раздражение, доходящее до бешенства. Тут же взял себя в руки и внезапно осознал: он слышит мысли этого тела, испытывает его эмоции. Федя прислушался к себе, вернее, к тому человеку, которым он сейчас был. «Как все достало… Одно и то же каждый день… Каждый день эта непроходимая тупость. Какое тут творчество… Так хочется все поменять! Бежать, бежать отсюда!!! Сорок лет! Жизнь заканчивается, а ничего не сделано, ничего не достиг, ничего не успел. Жена ушла, ребенка практически не вижу… Да и помочь особо нечем. На такие копейки себя не знаешь как прокормить. И какого черта было лезть в эту музыку! Вопреки всему и всем… Ведь сколько мне говорили…»

— Ну что ты играешь! — невольно вырвалось. — Дома хоть иногда надо заниматься! Еще раз сначала. Будешь теперь на уроке сидеть текст учить.

Ученик весь сжался и робко принялся ковыряться сначала.

Федя слышал мысли этого человека, и они совершенно ему не нравились. Еще больше не нравились эмоции: жуткая пустота, тоска, одиночество… Отвратительное ощущение безысходности, абсолютной безрадостности существования. И полное фиаско. Никогда еще Литвинов не чувствовал себя таким неудачником.

Федя немного отключился от мыслей мужчины. Почему он так думает? Почему этот человек настолько несчастный? Ведь когда-то он пошел за своей мечтой…

Феде стало очень неуютно в этом теле. Он ясно понял: снова ошибка. Не та жизнь.

— Это не мое, — со вздохом произнес юноша и через мгновение снова вернулся в зал.

Количество попыток уменьшалось, как шагреневая кожа. [24] Герой романа французского писателя Оноре де Бальзака (1799–1850) «Шагреневая кожа» становится обладателем волшебного талисмана — шагреневой кожи, исполняющей все желания. Однако после каждого выполненного желания шагреневая кожа уменьшается в размерах, одновременно укорачивая жизнь владельца. — Прим. ред. Литвинова начало потряхивать. Он уже пожалел, что тогда, желая снова поцеловать Рашевскую, потратил целую попытку. Что же все-таки искать? С музыкой не прокатило. Может, он из бизнеса просто не ту фигурку взял? Может, еще раз попытаться?

После долгих и утомительных поисков Федя остановился наконец возле очередного стеллажа. Мужчине лет сорок. Спокойный, солидный, холеный. Короткие светлые волосы, сильно вьющиеся, зачесаны назад. Черные проницательные глаза за тонкими очками. Светлый костюм-тройка. Внешне похож. Федя вздохнул и взял фигурку в руки.

Огляделся вокруг. Просторный респектабельный кабинет. Юноша сидел в мягком кожаном кресле с высокой спинкой. Перед ним, на широком дубовом столе, лежал дорогой ноутбук, по бокам аккуратно были расставлены офисные принадлежности представительского класса. Почему-то стало тяжело дышать. Крайне некомфортно. Слова выхода захотелось сказать уже сейчас, даже не проживая эпизод и не вдаваясь в подробности.

Литвинов опустил взгляд на руки: немолодые, но очень ухоженные, на пальце большое золотое кольцо-печатка, на правом запястье — дорогие часы.

Напротив на стуле сидел мужчина средних лет в безупречном деловом костюме. У него короткие черные волосы с проседью, крупные черты лица, широкие брови, на лбу сложилась напряженная складка.

— Здесь может быть лишь два варианта, Федор Вячеславович, — мужчина, как видно, продолжал уже долго длившуюся беседу. — Единственная возможность сейчас сохранить компанию — отдать им часть акций и сделать совладельцами. Да, это тяжело, я понимаю, но иначе они разорят вас полностью. В принципе, выбор невелик. Либо вы теряете контрольный пакет, либо — всю компанию. Решайте.