Энн Перри - Дело о носке без следов крови

— Сегодня ее здесь не было, — с горечью сказал Холмс, хотя на самом деле мы не верили в возможность повторения ситуации. — Приедем сюда утром и все выясним.

Ничего не оставалось, как вернуться в поместье и оказать посильную помощь. Царила такая же суматоха, как прошлым вечером. Холмс опросил слуг. К одиннадцати часам вечера все выбились из сил и почти обезумели от страха за Дженни.

Я нашел моего друга в огороде, где он в очередной раз обходил сараи и теплицы, высоко держа фонарь и разглядывая влажную землю в поисках следов.

— Дело дрянь, Ватсон, — сказал он, узнав мою походку и даже не повернувшись. — И особенно подло использовать для достижения своей цели ребенка. Если это на самом деле Мориарти, он крайне низко пал. Но ему наверняка что-то нужно.

Холмс пристально посмотрел на меня, и свет фонаря обострил черты его лица. Мой друг едва сдерживал гнев. Я никогда не замечал за ним особой любви к детям, но причиненная отцу боль была очевидна всем. К тому же Холмс презирал трусов еще больше, чем дураков. Глупость — в большинстве случаев природный недостаток, трусость же — зло, происходящее от того, что кто-то ставит собственную безопасность выше безопасности других. Он считал, что подобный эгоизм лежит в основе множества иных грехов.

— Да, Ватсон, ему что-то нужно. Мориарти ничего не делает лишь потому, что у него есть такая возможность. Говорите, ребенка вернули вчера ночью, а сегодня утром доставили письмо? Будет еще одно. Возможно, он решил мучить свою жертву, пока несчастный отец не лишится сил из-за постоянных метаний от надежды к отчаянию и обратно. Но рано или поздно преступник назовет цену. И можете быть уверены: чем дольше он ждет, тем выше ставка в игре.

Я пытался сосредоточиться на его словах, но мне не терпелось снова взять фонарь и возобновить поиски Дженни. После утреннего разговора она стала для меня не просто потерявшимся ребенком, а человеком, к которому возникли нежные чувства. Должен признаться, мысль о том, что Мориарти использует ее в своих интригах, почти лишила меня способности здраво мыслить. Попади он сейчас ко мне в руки, я избил бы его до полусмерти — может, и прикончил бы.

Я прошагал многие мили, зовя девочку по имени, оступаясь в бороздах на поле, пробираясь через живые изгороди и пугая птиц и зверей в рощице. А в итоге вернулся в дом полностью разбитый и без слова надежды.

Мы все собрались на кухне — прислуга, Хант, Холмс и я. Было около полуночи. Повар заварил чай, а дворецкий принес лучший бренди, и тут вдруг распахнулась дверь. Мы как один повернулись в ее сторону и увидели Дженни, бледную, без одной туфли и с измазанной кровью ногой.

— Папа… — начала она.

Хант бросился к девочке и схватил ее на руки. Он сжал малышку так крепко, что она вскрикнула от боли, а потом уткнулась лицом в его плечо и разрыдалась. Дженни была не одинока: все служанки плакали вместе с ней, и немало мужчин вдруг ощутили потребность шмыгнуть носом или на мгновение отвернуться, чтобы справиться с чувствами.

Холмс встал еще до шести. Спустившись к завтраку около половины седьмого, я нашел его в холле. Он расхаживал туда-сюда.

— Наконец-то! — сказал он, критически взглянув на меня. — Идите и снова расспросите девочку. Узнайте все что можно. Особенно меня интересует, кто ее забрал и кто вернул обратно.

— Неужели вы думаете, что в этом замешан кто-нибудь из прислуги?

Подобная мысль внушала мне страх, я был обязан рассмотреть и эту возможность. Ведь похищение прошло как по маслу.

— Не знаю, Ватсон. Что-то от меня ускользает, что-то за гранью обычного. Это наверняка Мориарти в самой своей зловещей ипостаси, но слишком уж просто все выглядит.

— Просто? — бросил я. — Девочку похищают дважды, причем во второй раз оказываются тщетны наши меры предосторожности. Если Мориарти заставил кого-то из слуг предать своего хозяина, он — сам дьявол.

Холмс покачал головой:

— Если и так, то это лишь совпадение. У него явно какие-то собственные замыслы. Пока вы спали, я кое-что узнал насчет деловых интересов Ханта. Судя по всему, он главный акционер местной шахты и владелец больших участков в округе, но у него нет ни политических амбиций, ни явных врагов. До сих пор не могу понять, почему он заинтересовал Мориарти.

— Деньги! — резко сказал я. — Наверняка любому, у кого есть богатство, семья или близкие друзья, могут угрожать. В конечном счете кто-нибудь умный и безжалостный займется вымогательством.

— Неуклюжая версия, Ватсон. Такого человека полиция будет преследовать до конца его дней. Да и деньги могут оказаться мечеными, и тогда останется лишь выбросить их. Нет, простое похищение ради выкупа — не для Мориарти. Оно не дает истинного удовлетворения.

— Надеюсь, вы правы, — не слишком убежденно сказал я. — Сумма, которую Хант готов заплатить, чтобы его ребенка не трогали, устроила бы большинство похитителей.

Холмс бросил на меня убийственный взгляд, но, ощутив, должно быть, мой страх и злость, вместо того чтобы спорить, снова предложил расспросить Дженни.

Однако пришлось ждать до девяти, и то няня согласилась после долгих уговоров. Я нашел Дженни в детской — бледную, но очень спокойную для девочки, дважды пережившей страшное испытание. Очевидно, она была слишком мала, чтобы оценить угрожавшую ей опасность.

— Привет, доктор Ватсон, — сказала она, явно обрадовавшись новой встрече. — Я еще не завтракала. А вы?

— Нет, — признался я. — Вот пришел узнать, как ты себя чувствуешь после вчерашнего приключения.

— Мне это не нравится, — ответила она. — Я больше туда не хочу.

Мое сердце сжалось при мысли о том, что нужно добиться от нее подробного рассказа. Как же это ужасно: полон дом народу, и никто не в силах ее защитить.

— Мы делаем все возможное, чтобы это не повторилось, — сказал я. — Но мне нужна твоя помощь. Скажи, это был тот же человек? Профессор?

Она кивнула.

— И то же самое место?

— Нет, — покачала она головой. — Что-то вроде конюшни. Там много соломы и рыжая лошадь. Солома кололась, и было очень скучно.

— Как профессор забрал тебя из детской?

Девочка задумалась на несколько минут. Я терпеливо ждал.

— Не помню, — наконец сказала она.

— Он нес тебя или ты шла сама? — попытался я расшевелить ее память.

— Не помню… Я шла.

— Вниз по задней лестнице, где ходят слуги?

Почему ее никто не видел? Почему Мориарти осмелился на подобную дерзость? Наверняка заплатил кому-то из слуг. Разумного ответа нет, это очевидно и без выкладок Холмса!

— Не помню, — снова сказала она.

Может, спала? Или ей дали какое-то снадобье? Я взглянул на няню — не прочту ли в ее глазах что-то еще, кроме любви к девочке? Попытка выяснить, как ребенок вернулся назад, тоже оказалась безуспешной. Дженни заявила, что ничего не помнит, а Джозефина не позволила мне продолжить расспросы. Боится, что я нападу на след? Но в равной степени ее может заботить спокойствие подопечной. Будь я на ее месте, тоже бы запретил.