Георгий Зотов - Асмодей Pictures

— Ах ты, блудница вавилонская!

— Так вести себя в святой церкви!

— В пасхальную ночь явилась сюда с эпиляцией!

— Платок надела, а у самой в трусах Вельзевул засел!

— Не дай бог, батюшка увидит!

«Да, хорошо бы увидел!» — возмечтал Этельвульф и изо всех сил налёг на нижнее бельё прихожанки. Насмерть перепуганная барышня не сдавалась. Группа бабулек потащила бедняжку к дверям храма — демон, не отпуская добычу, автоматически поволочился вслед за ней. У самого входа трусики наконец лопнули, и заверещавшая в голос девица была выдворена за пределы церкви. Бабульки с пару секунд озадаченно взирали на повисшие в воздухе трусы, однако в тот же момент Этельвульф опомнился и отбросил от себя материю. Дьявольские кружева, колыхаясь в воздухе, мягко спланировали на пол: где и были в жутчайшем негодовании затоптаны духовно стойкими старухами с куличами.

Отец Георгий на алтаре высоко поднял крест.

— Воскресение твое-е-е-е! — в третий раз громогласно пропел он, и сейчас же церковный хор залился сладчайше — «Христе спасе», вытягивая последнее слово тонкими женскими голосами — с дивным остаточным послевкусием, как хитовую рок-балладу.

Этельвульф откусил от ближайшего кулича.

Один раз, затем второй. У степенной дамы в дорогом платке и итальянском пальто (определённо бизнесвумен) отвалилась челюсть. Она молча смотрела, как кулич в её руках постепенно уменьшается — кусок за куском. Прошло меньше минуты, и на ладонях прихожанки остались одни крошки. Женщина истерически всхлипнула. Рядом в воздухе (она явно это слышала!) кто-то усмехнулся и сыто рыгнул. Дама в итальянском пальто икнула, кулем оседая на пол. Корнелий, набрав в рот воздуха, дунул на свечки у иконы святого Николая — и они эффектно, разом погасли. Среди верующих началось брожение. Некоторые стали усиленно креститься, другие брызгали вокруг святой водой в твёрдом убеждении, что изгоняют беса. Сам бес пожал плечами: «Почему же так мало? Давайте устроим всеобщее купание» — и опрокинул чашу, полную священной субстанции. Вода разлилась по полу: несколько прихожан, сделав нелепые па акробатов-любителей, опрокинулись на спину. У благообразного старичка разбилась банка с пасхой, запахло душистым творогом. Подпрыгнув, Этельвульф что есть мочи треснулся головой об икону. Лик святого Николая, издав жалобный скрип, тяжко грохнулся вниз. Прихожане замерли.

— Христос воскресе из мёртвых, смертию смерть поправ, — пел отец Георгий.

Вперёд выступила старушка — судя по виду, очень боевая.

— Бесы, они креста боятся, — объявила она непреклонным шепотом. — Блудница в своих трусах диавольских сюда Сатану принесла. Сольцы ни у кого не найдётся, православные?

Соль вот как-то случайно в церковь никто не захватил. Не особо смутившись, мощная старушка нашла выход из положения. Этельвульф с удивлением наблюдал, как пол посыпали сахарной глазурью от куличей, шепча загадочные наговоры.

«И они ещё верят в Христа! — поразился демон. — Но при этом чуть что, сразу прибегают к помощи языческих обрядов — ограждаются солью от злых духов, стучат по дереву, изгоняя бесов, и едят кулич, каковой при князе Рюрике пекли в честь праздника урожая. [9] В дохристианские времена кулич считался «обрядовым хлебом»: его выпекали из особого теста и приносили в жертву духам предков для удачного урожая. А теперь собираются обратить Сатану в бегство сахарной глазурью. Да что ж это за страна такая? Караул». Он дунул на частички сахара, и они закружились по церкви. Затем вытащил из кармана одного прихожанина айфон, вложил в руку другого и нажал на звук. Айфон издал трель, прихожанин обернулся и без лишних разговоров ударил «вора» куличом в лоб. Благообразная жена невинно избиваемого, только что с одухотворённым лицом подпевавшая «Но адову разрушил еси силу и воскресл еси, яко победитель», безмолвно поддержала законного супруга, надев супостату на голову банку с пасхой. Зачинщик, вслепую махая руками, зацепил ещё одну икону, и та упала на остальных прихожан, вызвав стоны и матерные ругательства. Как уже давно подметил Этельвульф, любой, даже исключительно высокодуховный человек, коему на голову весьма неожиданно рухнет нечто тяжелое, даже в церкви скажет: «Ёб твою мать», кроме, конечно, отца Георгия. Отойдя в сторону, Корнелий любовался на потасовку. «Этак меня и в Коллегии Демонов похвалят, — откровенно королевствовал он. — А что? В такой день небось всё обставил не хуже архонта». Рядом с ним, прямо в церкви, дрались люди, забыв, зачем они сюда вообще пришли. Священник у алтаря, прервав песнопения, в изумлении молчал. Слышался хруст скорлупы пасхальных яиц, коими противники осыпали друг друга.

«Ага, — злорадно подумал бес. — Не всё коту Масленица, будет и Великий пост. То есть тьфу, что я говорю?! Э… не всё чёрному коту толстые жертвы, съест и вегетарианца. Ну… в общем, как-то так». Битва на куличах и яйцах достигла апогея — в неё уже втянулись почти все прихожане церкви. В воздухе повис хряск и гул. Этельвульф, стоя в самой середине побоища, гордился собой. Отец Георгий резко вскинул вверх обе руки:

— Остановитесь, православные! Послушайте меня!

Сражение прекратилось в единую секунду. Храм оглашали стоны: поверженные противники, лёжа среди останков куличей и размазанной тонким слоем по полу пасхи, пытались встать, яростно, но в то же время тихо сквернословя. Дама в итальянском пальто одной рукой выковыривала из лифчика изюм, а другой вытирала мокрые от святой воды волосы. Подлый айфон, ставший воистину яблоком раздора, застрял в середине чьего-то кулича. Пахло растерзанной ванилью, раздавленными желтками и пережжённым ладаном.

Все смотрели на священника.

— Я отпускаю вам ваши грехи, — просто сказал он. — Ведь люди слабы. Дьявол искушает каждого, ему по статусу положено. Надо драться — деритесь, а я отслужу, такое уж моё дело. Но прежде — задумайтесь, для чего вы сюда пришли? Славить Христа? Ну, так славьте. Только, если можно, без ударов по морде. Наверное, вы настолько привыкли в Интернете лаяться безнаказанно, что и в Пасху решили продолжить? Задумайтесь. Сюда наверняка прокрался бес. И Богом клянусь — он сейчас смеётся над вами, православные.

Этельвульф почувствовал, как с его лица отхлынула кровь.

Прихожане поднимались с пола, не глядя друг другу в глаза. Вытирали платками кровь с лиц, нервно стряхивали крошки, сплёвывали изюм. Хор вновь грянул, заливаясь. Забыв о драке, случившейся лишь тридцать секунд назад, все в радости поздравляли соседей, троекратно целуясь: «Христос воскресе!» — «Воистину воскресе!» Зажглись свечи, лица присутствующих (в царапинах и синяках) преисполнились священного благоговения.