Егор Красный - Десант времени

— Не стрелять, это «Марковцы», — крикнул штабс–капитан Ухальский. — Кавалерийский разъезд вернулся с дозора.

— Не стреляйте, господа, это 3–го офицерского генерала Маркова полка поручик Смолин, — сбросил с себя черную бурку младший офицер. — Ох, господа, опять красные вокруг лесов собираются. Две колонны у них там под городом, не прорваться. Видно опять в болота за Ольшанские озера нам придется уходить.

— А я лучше, господа, в Орле бы завалился в ресторан «Царская охота», — чмокнул языком корниловский под–поручик, — там такие певички были, а потом на номера к мадам Саланжи.

— «Царскую охоту» переименовали. Теперь там «Красная слобода»… И обедают там теперь комиссары и люди из Губчека, — поправил Ухальский. — Бывал я там неделю назад.

— Как комиссары не вынюхали, что у вас «Георгий»? По личному именованию Императора Николая II за доблестные подвиги на Кавказском фронте на Батумском направлении против турецких войск…

— С комиссарами столкнулся, врать не буду, хорошо на трамвай проходящий заскочил, да наган осечки не дал… Но, господин полковник, откуда вы знаете про турецкий фронт?

— Да, имел честь знать самого генерал–лейтенанта Баратова. Рассказывал он — как вы во главе кавалерийской сотни одного из ударных отрядов нанесли контрудар в тыл 3–й турецкой армии в районе Сарикамыша в октябре 14–го года.

— Спасибо вам, полковник, я то же много слыхал о вашей доблести в Брусиловском прорыве, где вы, командуя полком в составе корпуса Брусилова, нанесли тяжелое поражение германским и австро–венгерским войскам в Галиции и на Буковине.

— Теперь это, господа, только ВЧК заинтересует, — махнул рукой корниловец. — Это правда, что в городе теперь гражданская одежда в цене поднялась, да накладную бороду и усы теперь продают на рынке?

— Правда, унтер–офицер, только не забудьте наган держать под рукой… А то неровен час борода отклеится, да чекисты рядом окажутся, — весело засмеялся офицер пехотной дивизии генерала Алексеева, который был одет в белый китель и черные галифе.

— Ищут нас красные… Все полесье обложили, а атаман Раковский, что‑то хитрит. Вот мы сколько золото взяли, да драгоценностей под Змиевкой из бронированного эшелона, а он все куда‑то на болота оттащил со своими подручными жандармами Забродовым и Костылевым.

— Пора бы золото пораздать по–честному, да и разбежаться кто куда. Я бы в Читу махнул, а там в Манчжурию, а можно по Чуйскому тракту в Монголию. Говорят там уже забайкальские казаки встали под командование бывшего есаула Семенова и контролируют границу с Китаем. Красных на Дальнем Востоке разогнали.

— Правильно рассуждаете, голубчик, золото пораздать можно, и правильно говорите про Манчжурию, да вот добраться до туда — далеко. Сто раз с красными и ВЧК столкнетесь, — встрял в разговор корниловский капитан артиллерии Корнеев, проснувшийся от шума. — А я считаю, что бой красным дать нужно. Вон у нас дроздовцы есть, они на бронепоезде служили в танковом дивизионе. Можно взять атакой бронепоезд «Грозный», что в тупике под Змиевкой стоит и жахнуть по Орлу всеми силами…

Все как‑то разом замолчали и, оставив свой воинственный пыл, присели и прилегли к костру.

— Давайте, господа спать, еще и не светало, свою пулю мы у красных успеем получить, — проворчал полковник Рохлин и лег на телегу рядом с пулеметом, и набросил на себя кавалерийскую бурку. — Золото, господа, это подарок для красных и прямая дорога к архангелам… Наган и граната, вот, что нужно нонче иметь под рукой.

3

— Мы, члены рабоче–крестьянской охраны, заявляем, что храбро и мужественно будем стоять на защите Советской власти и будем подавлять всякие контрреволюционные выступления белых и их пособников, не щадя своей жизни! — с ораторским пафосом и проникновенно прокричал в кожаной куртке и с маузером на боку комиссар ВЧК Зурич.

Было солнечно и тепло в последние дни октября, пришло бабье лето. Мелкий дождик мягко застучал по мостовой. Не дымили трубы заводов в городе. Площадь перед Орловским Крестьянским Поземельным банком была полна народом. Разрозненные военные с винтовками и револьверами, шашками, а кто и остро заточенными пиками на плече толкались среди плохо–одетого крестьянского люда и городских жителей.

— Скажите, будут ли давать оружье, наганы да шашки?

— Давай винтовки и патроны, столько недобитых буржуев кругом! — кричал явно нетрезвый чернявый мужик, похожий на цыгана.

— Когда мануфактуры пооткрывают, народу надо дать материалу, ситца, белье, чулки, носки. Хватит пожили в нищете, погнули спины на помещиков, — звонко орала высокая и плечистая женщина с красным платком на голове. — Вон сами на автомобилях буржуйских ездите.

— Товарищи, этот автомобиль был сделан нашими рабочими в мастерских нашего города

изобретателя Михаила Хрущева. Чудом он пережил белых и теперь используется рабоче–крестьянской охраной по решению губернского Совета крестьянских депутатов. Вопрос об экспроприации и выдаче мануфактуры для пролетариата и крестьян будет решаться рабочими комитетами на фабриках Орла. Таких у нас больше ста в городе. Кроме того, товарищи вы знаете, что пока тут был штаб Белых войск весною, многое было разграблено и вывезено на юг России.

— Где ж вы были, войско красное, когда тут все грабили и наше добро вывозили? — не унимался чернявый подвыпивший мужик в коричневом длинном плаще.

Комиссар ВЧК Зурич засмеялся и пальцем показал на недовольного мужика.

— Ну а ты кем был доселе, говор у тебя шибко грамотный, может ты — вашскобродь?

— Да, извозчик я, извозчик…, — испугался мужик и начал пробиваться подальше от автомобиля с комиссаром и двумя чекистами. — Лошадь мою снарядом убило, извозчик я…

Народ кругом засмеялся, а одна курносая девица с круглым лицом вдруг закричала и стала бить солдата.

— Ах, ты антихрист да что же ты меня обнимаешь, я ж барышня, а не солдатка…

— Так, я же с шоколадкой, — смутился высокий усатый солдат, видно из латышей.

— Вот ругают солдаток: зачем дают всем не попадя? А как тут? Солдату дашь — он хоть шмоток хлеба казенного припрет, — пропищала маленькая и видно еще юная девица с накрашенными свеклой щеками.

— Хлеба нет, а? Дожили, братцы! — заорал матрос в бушлате на голое тело. — А сколько можно не жрамши, у меня только маузер пролетарский, а буржуи пухнут…

— Товарищ, комиссар, а призывать будут, я вон за тридцать верст приехал. Тятьку белые застрелили, а мамка сказала: «Иди, Гаврюха, теперча в милицию, только там можно еды экспроприировать!».

Кругом засмеялись, а один бородатый мужик с картузом на голове и прямой осанкой перекрестился и быстро пошел прочь с площади.