Максим Михайлов - Плач серого неба

— Кто-то не хотел рисковать? — воскликнул я, и карандаш с удвоенной силой забегал по бумаге, — кто-то сделал все возможное, чтобы лицо мертвеца нельзя было опознать наверняка.

— А зачем это могло кому-то понадобиться? — с видом доброй учительницы спросила Ларра.

— Чтобы каждый, кто видит труп, был уверен, что перед ним — Артамаль ил-Лакар, — мрачно подытожил Хидейк. — Насколько я помню, настоящий Артамаль и ростом был повыше. Хотя ручаться не стану.

— Да что там ручаться, — Вольная принялась засучивать рукава, — Гастаф, дружочек, а притащи-ка ты нам свои инструменты.

— Но… позвольте, — в голосе мастера Поммеля прорезался откровенный ужас, — я не могу допустить, чтобы вскрытие проводили посторонние лица!

— Успокойся, вскрытие я проводить не буду, — махнула рукой орчанка, — мне всего лишь нужно открыть ему рот.

— Зачем? — Кажется, ужаснулся не только несчастный анатом, но и мы с Хидейком.

— Да что с вами, мужчины? Вы видели его челюсть? Она же перекошена, ее явно ломали. Стоит узнать, зачем, как вы думаете?

Меньше сегмента спустя она аккуратно отжимала зубы мертвеца длинным скальпелем.

— И вот… Ну конечно, — орчанка победно указала свободной рукой на темный провал рта. Да что вы, как неженки, давайте ближе!

Гастаф Поммель, который, в отличие от неподготовленных обывателей, не сделал шаг назад после первого же хруста костей бедного трупа, склонился над телом.

— Подумать только, — обескуражено пробормотал он, — ну и дела…

Любопытство оказалось сильнее, и вскоре мы присоединились к изумлению анатома, разглядывая отверстие почти ровной треугольной формы, зиявшее в нёбе покойника.

— Его убил не огонь, — начала Ларра, и уязвленный Поммель немедленно подхватил:

— Это сделал одушевленный, вооруженный длинным острым предметом…

— …Предположительно стилетом, — с ухмылкой срифмовала орчанка, — который проткнул…

— …Мозг этого господина, после чего…

— …Его нарядили в костюм Артамаля и для верности сожгли лицо сильной кислотой.

— То есть, это не господин ил-Лакар, — врач неуверенно мусолил края портрета, — но кто же тогда?

— А не сохранилась ли копия рисунка до того, как всякие доброхоты заставили вас подогнать его под образ ил-Лакара? — спросил я, пожевывая карандаш.

— Нет, конечно. Я рисовал только один раз.

— Нет нужды в копиях, — перебил Хидейк, — я и так вижу, кто на портрете. Мастер Поммель, можете без колебаний записать, что на этом столе лежит Гаэль Тиффенхолд, виночерпий и… добрая душа. Да примет его Творец и простит грехи его. Друзья мои, думаю, нам пора. Мы все выяснили.

Согласилась даже суровая орчанка.

— А портрет, выходит, теперь в мусор, — грустно вздохнул анатом, но Ларра хищно улыбнулась:

— Ну что вы, мастер, он еще может принести немалую пользу, — и она ловким движением выхватила помятый рисунок из рук анатома.

Конечно, перед уходом я заглянул в журнал посещений. Отлистав несколько дней назад, я нашел всех упомянутых анатомом посетителей и совсем не удивился, узнав, что третьим гостем лже-Артамаля был некто Г. а-Манн.

Карл ждал нас, глядя на мрачную громаду Безнадеги, и пока башня дырявила небо, он изо всех сил пытался просверлить взглядом ее.

— А где Лемора? — спросил я.

— Переоделась и ушла. Сказала, встретит нас в порту — не хотела лишний раз светиться перед знатным господином в рабочей одежде.

Хидейк неопределенно хмыкнул.

— Должен признаться, — сменил он тему, — мне нравится идея забрать у анатома рисунок. Уж если артамалев посланец так постарался добиться полного сходства, нам не придется думать, как объяснить одушевленным, кого мы ищем.

— Зато, — веско обрубила Ларра, — нам предстоит решить, у кого об этом спрашивать. Порт, знаете ли, не маленький.

Никто во всей Морской столице не стал бы с ней спорить. Даже сейчас, когда рыболовный сезон прогнал из города почти что всех жителей окрестных районов, порт кишел жизнью и суетой, растекался тайнами и опасностью, бурлил страстями и порывами. Если бы доски и камни могли говорить, то у каждого квадратного метра набережной хватило бы историй, чтобы занять слушателей на долгие годы. Впрочем, пришлась бы тем по нутру столь густая смесь интриг, преступлений и обманутых надежд? Но ничего другого не поведали бы старые, прогнившие доски и отполированные тысячами сапог булыжники. Ведь начни они рассказывать о сделках, что заключались здесь каждый день — кто стал бы слушать такую скукоту? А за обычными житейскими историями любопытным стоило бы обратиться в Рыбацкий квартал — и идти бы пришлось недалеко.

В ночное время здесь было куда больше жизни, чем на прочих улицах Вимсберга. Ведь коли ты привык к сырому морскому воздуху, то мелкий дождь тебя не испугает, а от сильного ливня легко укрыться под любым из уходящих в бесконечность пирсов. Да что там, в хорошие дни у причалов, бывает, стоят такие стальные гиганты — гномьи грузовики или миррионские пассажирские лайнеры, — что их борта могут скрыть от небесной влаги сразу десяток душ.

В тот день в порту был лишь один такой великан, — тот, что привез делегацию с Боргнафельда. Кокетливо сгрудились невдалеке от него несколько яхт местной аристократии, да устало прикорнула на мелкой волне старая баржа.

— Ларра. — Мы справедливо рассудили, что поиски могут занять довольно долгое время, и пока альв отпускал извозчика, я пробежался взглядом по набережной. — Пожалуй, нам не помешает твоя помощь.

Пусть кораблей в той части порта было и не много, зато от народа на набережной было не протолкнуться. Неторопливо бродили туда-сюда наемные грузчики, выставив напоказ мокрую рельефную мускулатуру. Лениво покрикивали на быстро полнившуюся толпу ночных гуляк шулеры-зазывалы и торговцы сувенирами. Жались к фонарям сонные потрепанные шлюхи, а их сутенеры сидели за аккуратными столиками и, раскинув над головами широкие зонты, азартно резались в домино. Питая ночь и дождь вкуснейшими ароматами, шкворчали под навесами мангалы и жаровни, на которых вертелись, блестели жирными боками, разбрасывали отраженный свет фонарей аппетитные ломти мяса, переложенные овощами. О, да, порт был переполнен жизнью. И в этом была определенная беда.

— М-да? — орчанку всецело поглотила суета ночной набережной. Она с трудом отвела взгляд от веселой толпы и попыталась сосредоточить его на мне. — Какая помощь?

— Дело это, понимаю, деликатное, — немного замялся я, — но не могла бы ты показать, где стоит ваша лодка… заметь, — как только брови Ларры поползли вверх, говорить пришлось быстрее, — не саму лодку! Не нужны нам ваши союзные тайны. Просто ты посмотри только, — я двинул рукой в направлении портовой суеты, — мы же не станем ходить по толпе и показывать всем портрет. Я предложил бы поспрашивать у местных торгашей, причем там, где твой Альбинос наверняка побывал.