Светлана Сухомизская - Ночь оборотня

– Да из-за того! – заорал Себастьян. – Конечно, я упертый дурак, но ты, умник, забыл, что люди умирают! Понимаешь, умирают! Рано или поздно – все, каждый, понимаешь, каждый!

Повисла тяжелая пауза, а потом Даниель с сожалением сказал:

– Бедненький ты мой. Боишься, что я стану человеком. Но, судя по твоим словам, если кто и станет человеком, то это ты, причем гораздо быстрее, чем я. Страх смерти – самое человеческое качество, и я что-то не замечал раньше, чтобы оно было присуще ангелам.

Рабочая неделя пролетела так быстро, словно состояла не из дней, а из часов. Конечно, с тех пор как я поступила на службу в детективное агентство, время для меня стало лететь гораздо быстрее, но на сей раз его скорость стала, на мой взгляд, просто неприличной, и, будь моя воля, я без всякого снисхождения оштрафовала бы его за превышение.

Жизнь в агентстве била ключом, но все как-то мимо меня. Я заявлялась туда, когда хотела, и уходила, когда мне вздумается, всячески нарываясь на замечания и порицания. Но, как ни старалась, добиться ни того, ни другого не могла. Себастьян в те редкие минуты, когда мне удавалось пересечься с ним, смотрел сквозь меня и даже на дерзости мои, становившиеся день ото дня все рискованней, упорно не реагировал. Даниель улыбался себе под нос и был со мной так мил и ласков, что я непременно бы расцеловала его в обе щеки, если бы не боязнь нарушить хрупкое равновесие, установившееся наконец между ним и Надей, которая стала кроткой, мягкой и спокойной, будто ее кем-то подменили. Я пыталась осторожно выяснить причину такой благостности, но с нулевым результатом. Радовало и другое – хотя до откровенного саботажа, как я, Надя не опускалась, поручения выполняла безукоризненно и начальству не хамила, но на Себастьяна, в знак солидарности со мной, смотрела василиском. Успехов мне неделя, признаться откровенно, не принесла никаких. Марк после веселенького вечера в «Ступенях» как сквозь землю провалился, и это меня удивляло мало – за два дня нашего знакомства я успела проявить себя как опасная, несдержанная, неумная и лживая до крайности личность. Вместе с Марком провалились почти все надежды узнать побольше о Прошиной, о ее ненайденном сочинении и о людях из ее окружения, не желавших превращаться в персонажи скандальной книги, и в первую очередь – о Крымове. Оставшаяся часть надежд гоняла по городу в компании неуловимой Вари, с которой за все время, прошедшее с абсентовых посиделок, связаться мне не удалось.

Словом, это был полный провал. Единственное, что я сделала за пять дней, – пять раз просмотрела «Никитский бульвар» и возненавидела неплохой, в общем, фильм лютой ненавистью. Невесть почему, особенно невзлюбила я французскую Джульетту – настолько, что, когда главные герои начинали целоваться (а как всякие влюбленные, целовались они часто, по поводу и без оного), я стискивала зубы и нажимала на кнопку перемотки с такой силой, что несчастный пульт дистанционного управления жалобно потрескивал.

Вечер пятницы доконал меня окончательно. Даниель отпустил нас с Надей с работы пораньше – они вдвоем отправились гулять, несмотря на угрожающе почерневший на западе горизонт, порывы ветра, поднимающие в воздух клубы пыли и бумажный мусор, и утробный угрожающий рокот, разносящийся в преждевременно опустившихся на город желтоватых сумерках, а я спустилась в метро – одинокая, неудачливая и очень несчастная.

Дома меня ждали остатки купленной вчера в палатке-фургончике курицы-гриль, банка кукурузы и кассета с «Никитским бульваром», которую я достала из чехла, с омерзением повертела в руках и, скривившись, словно от зубной боли, убрала обратно.

За окнами совсем стемнело. Когда я вцепилась зубами в холодную курицу, дом вздрогнул от оглушительного раската грома. По стеклам, жестяным откосам окон и балконным перилам застучали крупные капли, сперва редко и отчетливо, потом все чаще, пока наконец не слились в ровный гул – на город обрушилась гроза.

Бушующая за окнами гроза, неизвестно почему, настроила меня на романтический лад. Порывшись в ящиках стенки, я извлекла оттуда три плоские свечки, пустив их плавать в наполненную водой хрустальную вазу, зажгла фитильки. Налила в узкий бокал на высокой ножке немного вермута, запустила диск с мелодиями в исполнении оркестра Поля Мориа и, присев в приглашающем реверансе, закружилась по комнате с воображаемым кавалером.

Сказочный бал моей фантазии прервало грубое вторжение современности – очнулся телефон.

– Что делаешь? – спросила трубка голосом Марка.

От неожиданности я не придумала ничего лучше, чем сказать правду:

– Танцую с привидениями. А ты?

– Беседую с привидением. И мечтаю пообщаться с живым человеком. Не хочешь составить мне компанию?

– С удовольствием, вот только... – я с сомнением посмотрела в окно. Гроза и не думала утихать.

– Я заеду за тобой, и мы отправимся в одно чудное место.

– Вообще-то мы с тобой уже были в двух чудных местах, – осторожно заметила я. – Если ты помнишь, оба раза закончились не лучшим образом.

– На этот раз все будет не так, обещаю. Собирайся, я уже еду.

Пожав плечами, я положила трубку и стала задувать свечи, попутно обдумывая, как же мне все-таки завести с Марком разговор о Прошиной. Не успела я выключить музыку, как телефон зазвонил снова. Услышав «алло», произнесенное на том конце провода, я поняла, что заработал принцип «то пусто, то густо» – это была Варя.

– Слушай! – возбужденно воскликнула она. – Ко мне сейчас приходила милиция!

– По какому поводу?

– Как по какому? По поводу убийства Женьки, конечно! Слушай, эти менты все-таки ужасно противные – уж, кажется, и рожа симпатичная, и одет нормально, а говорит – как железкой по стеклу! Слава богу, я хоть не одна, все-таки полегче.

– Вадик вернулся?

– Дождешься от него, от этого Вадика! Нет, это Лина, ты, наверное, ее не знаешь. В общем, я им сказала все, что я про Крымова думаю. А, кстати, зачем он тебе понадобился?

Удивительно, она запомнила! А ведь, казалось бы, в такой пьяной голове ничего не могло удержаться.

– Ты для себя с ним познакомиться хочешь или для детективного агентства своего?

Я похолодела. Болтливая идиотка! Интересно, она хоть догадалась уйти в другую комнату, чтобы эта ее подруга ничего не услышала. И как меня угораздило протрепаться этой дуре, где я работаю.

– Варь, ты извини, – скрипя зубами, процедила я, – у меня свидание горит. Давай потом поговорим.

– Отлично! Тогда позвони мне попозже, я все равно до двух ночи не засну точно. Или завтра с утра, часов в одиннадцать. – Варвара вдруг зашептала в трубку:

– Обязательно позвони. Я тут такое узнала, – и снова бодрым громким голосом: