Игорь Поляков - Доктор Ахтин

Я прерываюсь на обед. Кирпичная стена почти наполовину скрывает вход в святилище. Я еще могу заглянуть в него сверху, но — мне это уже не надо. В моей памяти она навсегда осталась такой, какой я видел её сегодня утром.

Через час я снова приступаю к работе и не останавливаюсь, пока не укладываю последний кирпич. И пусть я не профессионал в строительстве (когда-то в стройотряде в студенческие времена я приобрел некоторый опыт каменщика), — я с гордостью смотрю на то, что сделал своими руками.

За окном солнце уже давно перевалило зенит, а, значит, у меня совсем немного времени. Я снова насыпаю в таз цемент и песок — к завтрашнему утру все должно быть готово. Приготовив раствор для штукатурки, я без устали тружусь до тех пор, пока красный цвет кирпича не исчезает под цементным слоем.

Я зашториваю окна и включаю свет, чтобы посмотреть на то, что у меня получилось. Практически идеально — ровная стена отличается только цветом этого участка. Мокрая штукатурка должна высохнуть, прежде чем я начну клеить обои. Вымыв руки, я приношу масляный радиатор и включаю его.

Я вынужден ждать. Сев за стол, я снова рисую. Теперь уже себя. Мне не надо смотреть в зеркало — я знаю, как сейчас выгляжу. И с удовольствием веду линию своего лица, на котором довольная улыбка от хорошо выполненной работы.

Ближе к утру, когда штукатурка почти высыхает, я наклеиваю обои (на светлом фоне зеленые цветы) на всю стену, скрывая склеп от мира.

Все. Я сделал это.

Приняв душ и чувствуя усталость во всем теле, я ложусь на диван и закрываю глаза. Я просто хочу полежать и отдохнуть, но — неожиданно для себя, я засыпаю. Вырванный из сна телефонным звонком, я открываю глаза и понимаю, что я спал, как раньше, как в те времена, когда я еще не знал Богиню. Я радуюсь и печалюсь, как ребенок, который не знает, чего ждать дальше.

Звонок телефона замолкает, а я так и не встаю, чтобы подойти к нему.

Я погружен в свои мысли.

И не намерен прерывать их.

В понедельник утром Мария Давидовна начала с того, что позвонила в терапевтическое отделение больницы, где работал Михаил Борисович Ахтин. Зная, что он должен был приехать еще в субботу, она звонила все выходные на его домашний телефон, но никто к нему не подходил.

Она извелась за эти дни. Почти каждый час она подходила к зеркалу, распахивала халат и смотрела на грудь. Понимая всю бессмысленность своих действий, снова и снова руками прощупывала ткани молочной железы и, убедившись, что чуда не произошло, отходила от зеркала. Она проклинала доктора, который не отвечает на телефонные звонки, и раз за разом набирала его номер, вслушиваясь в длинные гудки.

Мария Давидовна слишком хорошо знала, чем все это для неё может закончиться. И что было для неё хуже — смерть или удаление одной из молочных желез — она не знала. И то, и другое было неприемлемо. Примерно пять лет назад её близкая подруга умерла от рака молочной железы. Она помнила всё из этой трагедии — и тот момент, когда подруга пришла к ней, сказав, что нашла у себя образование в груди. И то, что она отправила её к доктору. Мария Давидовна была с ней после операции, и после химиотерапии. Она видела, как та умирала в мучениях.

Тот год навсегда отпечатался в её памяти.

Еще Мария Давидовна вспоминала, как встречалась с Оксаной. Она узнала о ней случайно — мать Оксаны была подругой одной из её коллег по Институту судебной медицины. Пересказ коллеги о больной девочке и странном докторе был для неё не более, чем байка, пока она не узнала, как зовут доктора.

Она встретила Оксану после школы и, представившись, попросила рассказать о докторе Ахтине.

— Зачем вам? — спросила Оксана.

— Ну, судя по тому, что рассказывала твоя мама, он очень необычный доктор. Мне интересно, как он смог вылечить тебя, если нейрохирурги видели выход только в операции.

— Он добрый, — сказала Оксана, — очень добрый.

Они сидели на лавочке, находящейся за территорией школы, и Оксана говорила:

— Сначала я думала, что он такой же, как все доктора, — будет задавать разные вопросы и заставит сдавать кучу анализов, но он подошел ко мне и положил руку на затылок. У меня в тот момент очень сильно голова болела, я даже не услышала, как он подошел ко мне. Так вот, положил руку на затылок, и через пару минут мне стало значительно легче. Как будто он снял обруч с моей головы, который стягивал её.

Мария Давидовна кивнула.

— Вот, а потом, когда я, благодаря маме, попала в больницу в его палату, он меня вылечил от опухоли в голове.

— Как? — спросила удивленно Мария Давидовна.

— Михаил Борисович брал мою голову в руки и отпускал, когда мне становилось нестерпимо больно. После первого раза у меня поднялась высокая температура, но он сказал, что так и должно быть. А после второго раза ни сильной боли, ни температуры уже не было. Через неделю после выписки мы с мамой пошли на компьютерную томографию, и никакой опухоли в голове врачи не нашли. Но я об этом уже знала, — мне Михаил Борисович сказал. Да и головных болей больше не было.

— Доктора-нейрохирурги удивлялись?

— Еще как, — улыбнулась Оксана. — Кстати, я тоже пойду учиться в медицинскую академию, и буду лечить людей.

Этот разговор с Оксаной Мария Давидовна вспоминала в эти дни постоянно. Что-то в этом было, а, учитывая то, что Михаил Борисович сказал, сравнив её с принцессой Атоссой, это значило очень много.

Мария Давидовна, набрав номер, поднесла телефонную трубку к уху и стала ждать.

— Алло, терапия.

— Будьте добры, Михаила Борисовича можно к телефону, — сказала она.

— Да, конечно.

Трубку положили на стол, и Мария Давидовна услышала далекий голос:

— Михаил Борисович, это вас, тот же женский голос, о котором я вам говорила.

Через длинные секунды, трубку взяли:

— Слушаю, Мария Давидовна, — сказал такой знакомый голос, что она чуть не расплакалась.

— Откуда вы знаете, что это я? — спросила она.

— Оттуда же, откуда знаю, что вы ведете себя, как принцесса Атосса, — ответил Михаил Борисович, и она почувствовала, что он улыбается.

— Вы мне нужны, — сказала она просто.

— Что ж, давайте, Мария Давидовна, встретимся в четыре часа, сходим куда-нибудь, — предложил Михаил Борисович.

— Где встретимся?

— Давайте, как обычно, у ресторана.

— Хорошо. До свидания.

Мария Давидовна положила трубку и посмотрела на свою дрожащую руку. В её сознании одновременно созрели два противоречивых желания — она хотела плакать и смеяться.

Иван Викторович Вилентьев вылез из служебного автомобиля и увидел Марию Давидовну, выходящую из двери управления. Судя по времени, она пошла на обед.

— Мария Давидовна, можно вас на пару минут? — крикнул он, подзывая женщину.