Олег Северюхин - Личный поверенный товарища Дзержинского. Книги 1-5

К вечеру я был настолько измучен, что еле дождался, когда закончится капельница с поддерживающим раствором из глюкозы с калием и магнием.

Только сняли аппаратуру, как я сразу уснул. То ли я спал, то ли не спал, но мне казалось, что я бреду темной ночью по какому травянистому лугу, спускаясь в душные овраги и поднимаясь на поверхность. Небо тёмное-тёмное и на нем нет ни единой звёздочки, нет луны и не видно облаков. Возможно, так вот и выглядит преисподняя и неизвестно, что ждёт меня впереди.

Пробуждение было похоже на падение в глубокую яму, из которой я пытался вылететь как птица и все-таки вылетел на белый свет. За окном светило солнце, было тихо и спокойно. Я прикрыл на несколько минут глаза и снова уснул. Меня разбудила дежурная медсестра с термометром.

– Дон Николаевич, – прошептала она, – помолитесь за меня и за мою дочку. Чтобы Бог дал ей хорошего мужа, и чтобы в моей жизни появился стоящий мужчина, а не козёл, которых много шатается по пивным да валяется под заборами.

– А ты-то сама чего не молишься об этом? – так же шёпотом сказал я.

– Я-то молюсь, да видать Господь мои слова не слышит, много баб, таких как я, о счастье своём просят, может, он что-то и делал для меня, да товарки мои моё счастье и перехватили. А вы-то к Господу ближе нашего, помолитесь, а, – умоляла она меня.

– Ладно, помолюсь, – сказал я и снова прикрыл глаза.

– Не хватало ещё, чтобы из меня делали святого, тогда вообще проходу не будет, а по моей основной специальности особая слава и не положена, как и известность, – думал я в полудрёме, – это если прогоришь как швед под Полтавой или совершишь деяние как гетман Мазепа, то тогда на весь мир прославишься. Лучше уж жить потихоньку, да дело своё делать.

Я не слышал, как у меня забрали термометр. Я спал. Спал спокойно, как после трудной недели, отдыхал, набирался сил и настроения.

Новый день принёс новые обследования и анализы. Меня просматривали в томографе, прослушивали при помощи эхокардиографии, смотрели во все дырки, можно сказать, что не было уголка организма, куда бы ни заглянул пытливый глаз врача. Одна душа осталась нетронутой.

Монотонность больничной жизни была нарушена приходом моей феи, которая привела меня в божеский вид. Когда человек живёт очень долго, то он поневоле остаётся совершенно один, теряя всех своих родных. Об этом мне и говорили на Суде, предрекая мне и в оставшуюся жизнь терять всех близких людей.

Дон Жуан меня толкал к ней, а Казанова говорил, чтобы я не делал новых привязанностей, с которыми трудно расставаться. Я приказал им замолчать и решил, что я буду делать так, как велит мне моя душа.

– Здравствуйте, Дон Николаевич, – сказала она и стала доставать из сумки разные свёртки.

– Здравствуйте, Катерина, – поздоровался я, – а что это такое?

– Как что, это обыкновенная человеческая пища собственного приготовления, – ответила она.

– Но…, – начал было я.

– Никаких но, – сказала Катерина, – я знаю, что о вас некому позаботиться, и эту вакансию заняла я.

– И вас не тревожит мужское непостоянство? – с усмешкой спросил я.

– Не тревожит, – твёрдо сказала Катерина, – от хорошей бабы мужик не гуляет.

Два чёртика в моей душе укатывались со смеху, слыша эти слова.

– Слушай, после сегодняшней ночи ей нужно устроить хорошенький перерыв в отношениях, – шептал мне Дон Жуан.

– Не слушай его, женщину нужно ублажать, пусть она думает, что добилась всего, что хотела, и не нужно давать ей возможности разувериться в этом. Пусть ей самой надоест эта бесконечно приторная сладкая жизнь. Если хочешь её удержать около себя подольше, то подбавляй горечь в отношения, – говорил мне Казанова.

– А хорошего мужика никакая баба не стреножит, – отпарировал я Катерине.

– Это мы ещё посмотрим, – сказала она, подавая мне тарелку с чем-то феерическим, похоже, с рыбным блюдом и сложным гарниром.

– А приправы никакой нет? – спросил я.

– Какой приправы? – удивилась Катерина.

– Ты что, не замужем? – спросил я.

– Уже давно не замужем, – ответила женщина.

– Оно и видно, – сказал я, – без рюмочки такая прелесть будет горло царапать.

– Вот, взяла на всякий случай, – и Катерина достала из сумочки микроскопическую аэрофлотовскую бутылочку дагестанского коньяка.

– Ну, со свиданьицем, – сказал я, выпил и принялся за рыбу, которая имела вкус мяса. Точно знаю, что ем карпа, а по вкусу как говядина отварная в соусе. Так китайцы делают, у них мясо как рыба и рыба как мясо, зачем они так делают, вероятно, и сами не знают.

– Вкусно, – сказал я с набитым ртом.

– То ли ещё будет, – ответила Катерина.

Поздней ночью, уставшие и обессиленные мы лежали с ней в моей широкой кровати отдельной палаты военного госпиталя. Катерина дремала на моём плече, а я вспоминал…

– Донька, ты руки мыл? – строго спрашивала меня мама.

– Мыл, – говорил я и показывал ладошки, хитро улыбаясь.

– Иди, моё солнышко, сюда, сейчас мы будем пить молоко с чёрным хлебом, – говорила мама, отрезая большие куски хлеба от серого сверху ржаного каравая.

Молоко с чёрным хлебом на полдник было традицией в нашей семье, и я всегда любил взять горбушку, откусить от неё и запить жирным и вкусным молоком, которое каждое утро приносила молочница из крайнего дома в дачном посёлке.

– Какими успехами похвастаетесь сегодня, молодой человек? – спрашивал мой отец в белом кителе министерства путей сообщения, сидя вполоборота к столу и читая «Ведомости».

– Мы поймали большого кузнечика, – говорил я, разбрызгивая молоко и стараясь быстрее прожевать хлеб и ответить папе свободным ртом. – Он имеет сильные ноги и крылья. Он высоко подпрыгивает и включает крылья, совершая дальние полёты. Папа, а человек может сделать для себя вот такие же ноги и крылья, чтобы передвигаться быстрее всех людей на свете?

– Зачем это ему быть как кузнечику? – деланно возмущался мой отец. – В Москве родился миллионный житель. Это что же будет, если миллион человек будет иметь такие механические ноги и крылья как у кузнечиков? Это будет столпотворение в воздухе. Многие люди попадают и порасшибают себе головы. Вот когда мы достроим транссибирскую магистраль, то людям не нужно будет прыгать и летать, они сядут в тёплый и уютный вагон и спокойно поедут к Тихому океану. А что у вас нового из греческого?

– А ничего нового из греческого нет, – скороговоркой ответил я, потому что увидел моих приятелей, дожидавшихся меня за забором. – Началась греко-турецкая война. Греческий король Оттон Первый решил возродить Византийскую империю и вернуть Константинополь…

– Молодой человек, – поперхнулся молоком отец, – откуда вы такое услышали? Вам нужно поступать в первый класс гимназии, а не заниматься мировой политикой…