Мэнли Уэллман - Шерлок Холмс против Марса

Челленджер пытался мыслить бесстрастно и рационально, снова и снова убеждая себя, что попавший в плен пьяный сброд — незначительная потеря для человечества, борющегося за выживание. Но он видел, как и чем питались захватчики, и на сердце у него было тяжело.

Солнце поднималось. Он позавтракал тремя черствыми пирожками, которые запил содовой из бутылки, вычистил крошки из бороды и рискнул выйти на улицу.

Угрожающий силуэт марсианской машины исчез. Да и зачем теперь машинам рыскать в этой части города? В десяти цилиндрах находилось не более шестидесяти захватчиков, и провизии, захваченной фуражиром на Риджент-стрит, им хватит на несколько дней. Челленджер снова почувствовал отвращение и тошноту, но отогнал это чувство, потянувшись и глубоко вдохнув свежий утренний воздух. Он вышел на Риджент-стрит. Тишина — иного он и не ждал; те немногие гуляки, которым удалось спастись от марсианина, должны быть сейчас далеко.

Челленджер присел на тумбу под затененной аркой какого-то здания, вспоминая свои приключения. Сперва была поездка в Уокинг. Он вышел из себя, беседуя с надутыми астрономами, Стэнтом и Оджилви, и он бесспорно был тогда прав, к тому же успел покинуть пустошь, где толпу испепелил тепловой луч. Он снова поступил правильно, когда потребовал ту двуколку, буквально отобрал ее, и оказался прав, решив везти жену на побережье. По счастью, там он столкнулся с капитаном Блейком, и тот спас миссис Челленджер от грозившей ей опасности. Удача была с ним снова, когда он взобрался на холм и сам спасся от облака смертоносного черного дыма. Он много раз был на волосок от смерти и уцелел едва ли не чудом, в то время как тысячи людей вокруг погибли.

Скоро погибнут и те, кого схватил марсианин на Риджент-стрит. Захватчик унес их, марсиане высосут их кровь. Кровь лондонского отребья, жалких обитателей городского дна. Холмс предположил, что ужасные существа, против которых самое мощное оружие человека было бессильно, могут погибнуть от простых земных болезней. Несмотря на все ужасы марсианского нашествия, подумал Челленджер, разум Холмса работал как никогда спокойно и уверенно, а его рациональные выводы по временам даже раздражали, потому что профессору Джорджу Эдуарду Челленджеру полагалось бы самостоятельно делать столь элементарные умозаключения.

Он дважды пытался разыскать Холмса. Почему бы не наведаться на Бейкер-стрит еще раз? Профессор вынул часы — близился полдень.

С осторожностью, давно уже ставшей привычной, Челленджер двинулся в путь. На каждом углу он замедлял шаги, внимательно оглядывая перекрестки, где могла таиться опасность. Дойдя до Бейкер-стрит, он остановился передохнуть у витрины магазина Доламора, уставленной бутылками вина и бренди. Затем он поднялся по лестнице.

В квартире Холмса слышались голоса. Голос Холмса, потом еще один, незнакомый. По всему громадному телу Челленджера, смывая усталость и безумие последних дней, прошла теплая волна облегчения и радости.

— Могу я войти? — закричал он во весь голос.

Популярное сочинение мистера Г. Дж. Уэллса «Война миров», вышедшее из-под пера известного радикала и атеиста, ближайшего сподвижника Франка Харриса [22] Франк Харрис (1856–1931) — англо-американский литератор, журналист и редактор, автор скандальных мемуаров «Моя жизнь и любовь». В 1894-98 гг. редактировал лондонский еженедельник «Saturday Review», где печатались Дж. Б. Шоу и Г. Уэллс. , Джорджа Бернарда Шоу и куда более одиозных личностей, изобилует фактическими ошибками и неточностями. В этой книге, полной безудержных преувеличений, Уэллс претендует на научные познания, которыми никак не обладает. Тем не менее, мужи науки и простые читатели осыпают Уэллса похвалами, тогда как блестящие дедуктивные труды Шерлока Холмса и профессора Джорджа Эдуарда Челленджера встречают лишь глумлением и насмешками.

Уэллс упоминает о великолепном и почти нетронутом экземпляре хищника, который сохраняется в спирту в Музее естественной истории, но по небрежности либо преднамеренно умалчивает об истории поимки, исследования и консервации этого экземпляра. Мало того, как в научных публикациях, так и в общедоступной прессе игнорируются поразительные выводы профессора Челленджера, который утверждает, что вторгшиеся на Землю захватчики были отнюдь не марсианами. Холмса, похоже, ничуть не беспокоит подобная несправедливость; но, посоветовавшись с ним, я решил изложить истинные факты, оставляя потомкам право судить.

Когда тем солнечным летом 1902 года началось вторжение, ужас охватил всех и каждого — всех, за исключением двух умнейших и лучших из людей, которых я когда-либо знал. Первый цилиндр, упавший в Уокинге, раскрылся утром в пятницу, 6 июня, изрыгнув свой экипаж безжалостных космических хищников. Помнится, в тот день я встал очень рано и немедленно выехал в Хайгейт, где в критическом состоянии лежал у себя дома бедняга Мюррэй, верный старый ординарец, спасший мне жизнь во время Второй Афганской войны.

Утренние газеты сообщили, что среди провинциальных городков Серрэя высадились невиданные существа с Марса, соседи Мюррэя взахлеб обсуждали последние известия, но я, по правде сказать, уделял всему этому мало внимания, так как нашел Мюррэя крайне ослабевшим и беспомощным. Почти сразу же я с горечью убедился, что спасти его невозможно, оставалось лишь облегчить его предсмертные страдания. Вечером, пытаясь сбить у него жар, я краем уха услышал, что марсиане атаковали в Уокинге беззащитную толпу любопытных.

Может показаться, что я едва отдавал себе отчет, какие драматические события происходили в тот день, а также в субботу и воскресенье; хотел бы еще раз напомнить читателю, что все мое внимание было поглощено несчастным Мюррэем. Жители дома пересказывали друг другу самые дикие истории, казавшиеся мне лишь паническими слухами: космические существа, дескать, полностью разрушили Уокинг и Хорзелл, разбили поспешно выставленные против них войска и двинулись к Лондону. К утру понедельника все соседи Мюррэя и обитатели близлежащих домов бежали; об их дальнейшей судьбе мне ничего не известно. На всей улице не осталось ни единого человека, помимо меня и моего бедного пациента.

Разумеется, я и подумать не мог о том, чтобы уйти и оставить бедного Мюррэя умирать в одиночестве. День за днем я ухаживал за больным и делал для него все, что мог, заботясь о несчастном как врач и как друг. Вокруг царили страх и запустение, на улицах внизу клубились облака ядовитых испарений, которые позднее стали называть черным дымом.

Я слышал пронзительный вой боевых машин, перекликавшихся над крышами Лондона; порой, с опаской выглядывая из окна, я видел, как они с чудовищной скоростью проносились вдалеке, выбрасывая суставчатые ноги высотой не менее ста футов. Кажется, во вторник или в среду они ударили тепловыми лучами в соседние дома, превратив здания в пылающие факелы. К счастью, наше убежище уцелело.