Виктор Гончаров - Долина смерти (Искатели детрюита)

Из склепа вырвался пронзительный свист. Через пару минут примчались чекисты.

Торжественно извлеченные из склепа и хорошо спеле-нутые веревками «контрики» в сопровождении двух конвои-ров-чекистов были отправлены на хранение. Третий агент остался около плиты на страже, так как рабфаковцы решили исследовать подземелье.

Непосредственно под плитой оно имело в глубину аршина три и представляло собой четырехугольный погреб, вместимостью достаточный для того, чтобы в нем свободно могли подраться трое коренастых мужчин. С трех сторон его ограничивали стены каменной кладки, с четвертой имелось отверстие в узкий и длинный ход, с небольшой наклонностью спускавшийся вниз.

— Ну, как чувствуешь себя, «борец со случаем»? — смеялась Синицына, идя рядом с Иваном, который все время крутил шеей.

— Черт тебя знает, — искренне восхитился тот, — откуда только ты появилась?..

— Ха-ха-ха!.. Следуя твоему принципу, решила предусмотреть случай и, как видишь, здорово накрыла его… А что с твоей шеей?..

Вместо ответа Иван, осветив свое лицо, приложил палец к губам в знак молчания, и таким порядком они дошли до того места, где ход раздваивался под острым углом. Здесь поневоле пришлось остановиться.

— Мы прошли под Большой Никитской, — прошептал Иван на ухо спутнице, — пересекли Малую Никитскую и теперь, если только я не потерял своей способности ориентироваться, находимся под Гранатным переулком. Правый рукав хода, по-моему, идет в направлении, перпендикулярном к Спиридоновке, левый, если я не ошибаюсь, метит на угол Спиридоновки и Георгиевской… А вот куда нам метить — неизвестно…

В таких делах Синицына всецело полагалась на опытность своего друга, почему и не сочла нужным подать какой-либо реплики.

— Вот что, — предложил тогда Иван, — ты иди направо, а я налево, или, как хочешь — можно наоборот.

Обыкновенно молчание является знаком согласия, но рабфаковец, вопреки смыслу мудрой пословицы, решил, что Синицына на этот раз промолчала потому, что была несогласна.

— Ну, ладно, — быстро уступил он, вспомнив, что существует еще его наблюдательность и возможность в связи с этим третьего исхода. Прожектор фонаря он направил себе под ноги. Прямехонько им навстречу шли по пыльной дорожке две пары следов, шли из левого хода. Правый хранил в девственной чистоте пыльную пелену невинности.

— Ну, сугубая осторожность, — предупредил Иван, — иди сзади..

Теперь они подвигались вперед, тщательно осматривая пол, потолок и стены.

Гранитный переулок скоро остался позади. Они уже находились под тем треугольником зданий, который выходит ломаной гипотенузой на Спиридоновку, а двумя катетами на Гранатный и Георгиевскую. Иван внезапно остановился, даже несколько попятился. Синицына, влетев носом в широкую спину, пустила из глаз сначала искры, потом две-три слезинки… Рабфаковец погасил фонарь.

— Ни одного сантиметра, — прошептал он, — замри…

Только по прошествии неопределенного количества времени Синицына услышала то, к чему ее товарищ прислушивался: заглушенное расстоянием бурчание голосов впереди.

— Дальше ты не пойдешь, — категорически прошептал Иван. — Нужна дьявольская осторожность, а твоя юбка… — он не кончил, потому что решил, что достаточно и сказанного.

Когда Синицына безмолвно, но горячо запротестовала, он на мгновение открыл свет и показал в полуаршине от себя тонкую черную нитку, тянувшуюся поперек хода на уровне колен.

— Я перелезу, — умоляюще прошептала Синицына.

— Ты не перелезешь, — безапелляционно возразил Иван.

— Тогда я подлезу…

— И не подлезешь…

Он пустил сноп лучей на опасное место и, как кенгуру, ловко перескочил нитку.

— Сиди и жди, — последовал затем совет, — без моего сигнала не являйся…

Синицына осталась одинокой в жуткой тьме.

Изредка пользуясь фонарем, Иван крался по коридору, все более и более принимавшему форму узкой расщелины. Он опасался новой нитки или какого иного сигнального прибора, ведущего в помещение разговаривающих. И опасался не напрасно. Вторая нитка, натянутая на уровне носа, попалась шагов через двадцать… Отсюда разговор принимал уже более материальную слышимость. А спустя две минуты можно было остановиться.

— Вы счастливо отделались! — произнес с восхищением, как показалось рабфаковцу, дурашливо-тонкий голос.

— Было очень трудно, но не настолько, чтобы задержать меня, — отвечал презрительно стальной голос.

— И подумать только! — воскликнул третий голос, принадлежавший, судя по тембру его, некоему мечтателю. — И подумать только: с шестого этажа на пятый, с пятого через всю улицу на второй, а отсюда прямо в автомобиль… Вы, Борис Федорович, вы… в восторг меня приводите. Вы… мне гораздо более нравитесь, чем шоколад фабрики Миньон, который… по чести говоря, я обожаю… именно обожаю… А вас, Борис Федорович, я, прямо-таки, по чести говоря… боготворю…

— Глупости. — пробурчал глухо четвертый голос. — Глупости говорите, милейший… К делу нужно. К делу…

— Да! — подхватил стальной голос. — Приступим к делу!..

«К делу, так к делу», — молчаливо отозвался рабфаковец, делая еще несколько шагов вперед, и уперся в холодный металл плиты, отгораживающей неизвестных от коридора. Плита была приперта изнутри, — когда рабфаковец с револьвером наготове осторожно налег на нее, она не поддалась.

— Дела обстоят не скажу, что блестяще, — начал тот, кто имел стальной голос и которого назвали Борисом Федоровичем. — Брат мой, посланный мной утром на слежку, не знаю, каким порядком, попал в Чеку. Трицератопс разбился насмерть, неудачно прыгнув. Я еле передвигаю ноги… Квартира моя занята чекистами… Всю эту мерзость создал нам известный вам рабфаковец…

«Позвольте представиться», — смеялся в душе Безменов, хорошо понимая, про кого они говорят.

—..Сегодня он доживает свои последние часы… — продолжал Борис Федорович. — Мы очень удачно собрались: с минуты на минуту его должны сюда привести… Он этой ночью собирался навестить дьякона, которого у нас из-под носа выкрал англичанин. Я послал для поимки его двух надежных молодцов…

«…Сидят благополучно у Васильева», — опять сделал свою ремарку рабфаковец.

—..Наша очередная задача: освободить из Чеки брата; он нам остро нужен… Это я поручаю вам, Николай Филимонович…

— Очень хорошо. Я это сделаю, — угодливо отозвался голос мечтателя.

— Затем… С вами, Аполлон Игоревич, завтра в восемь часов утра мы должны будем навестить психиатрическую клинику, что на Девичьем поле…

— Мы непременно навестим ее, — быстро согласился тот голос, что перед этим оборвал мечтателя.

— Цель нашего визита: изъять из клиники настоящего изобретателя детрюита, — так называет дьякон свое смертоносное оружие…