Илья Некрасов - Град на холме

Ему было как никогда хорошо. Всё, что он задумал, было готово свершиться. Его окружала семья. Преданные люди.

Рядом находилась жена Фауста. Сегодня она предстала перед гостями не как обычно – красивой тенью Константина – а едва ли не лучшим украшением праздника. На её белом лице, из-под тени, отбрасываемой прядью волос, мерцали необыкновенно большие тёмные глаза. Они часто меняли выражение, отражая движения сложной души Фаусты. Взгляд то буквально светился вниманием и большим умом, то почти угасал и становился бессмысленным, когда она теряла интерес к происходящему. Над глазами красовались тонкие изогнутые брови. Тёмные вьющиеся волосы средней длины были собраны под диадемой. Правильно очерченные губы касались красного как кровь вина.

Место возле неё занимала Елена. По её облику, и особенно по взгляду, можно было понять, что она дочь Фаусты. Поговаривали, что она точь-в-точь как своя мать в молодости. Такая же тоненькая, с осиной талией. Они сидели почти в обнимку, приподнявшись на ложе, и переговаривались. Блестящие чёрные волосы Елены падали как на её белую тунику, так и на тунику матери.

Создавалось впечатление, что Елена немного скучает. Однако оно было обманчивым. Она слышала и замечала всё, что происходило вокруг.

Константин дождался, когда закончится танец артисток, сам наполнил кубок и приподнялся с ложа. Его движение не заметили только самые захмелевшие.

– Друзья, – император говорил мягко, словно обращаясь к членам семьи, – я вижу, что многим пора освежится в саду. Мне хотелось бы завтра увидеть каждого.

– Что? – послышался сонный и пьяный мужской голос. – Неужели кто-то помнит… – он икнул, – об освящении храма?

– Церкви, – бросил в ту сторону Константин. – Не храма, а церкви.

Доброжелатели на соседних ложах толкнули пьяного и посоветовали больше не открывать рта. Но тот не услышал советов, поскольку успел упасть в объятия сна.

Фауста зашептала на ухо Елене:

– Твой отец продолжает удивлять меня. Только избавился от одного безумца и уже зовёт толпу других.

– На этот раз издалека. Из Палестины, – ответила дочь. – Всё меняется.

– Ничто не меняется, – горько усмехнулась Фауста. – Отец так и не понял, что мы одни. Мы должны править, ни на кого не оглядываясь.

– Нам никто не нужен?

Константин тем временем закончил тост традиционным пожеланием благополучия семье.

– Они уже приехали в город? – вновь спросила Елена.

– Нет. Они не доберутся сюда. Не успеют. Прости, что насчёт этого не предупредила.

– Предупредила, – они улыбнулись друг другу глазами.

В зал вернулся Крисп. Фауста метнула на него короткий взгляд волчицы. Гости поприветствовали молодого цезаря [36], и он занял место возле Константина. Фауста с дочерью поднялись и направились к ним. Император оказался в объятиях жены. А Елена, в отсутствии младшей сестры, подсела к Криспу. Она прогнала взглядом подошедшую рабыню и стала сама подливать цезарю вино. Через некоторое время к ней подошла служанка и подала свежий сосуд с фалернским.

Константин потерял интерес к пиру. Он опустил голову и лишь изредка подносил кубок с вином к губам. Впрочем, Фауста следила за тем, чтобы тот был полон.

Император погружался в собственные мысли. В воспоминания. Ему казалось, что он возвращается туда – во время последнего похода против Лициния. Он снова ощущал запах тех дорог. Пыли, поднятой тысячами ног… Но душно ему было не от этого.

Двести тысяч легионеров Лициния против ста тысяч Константина. Противник хорошо поставил несколько лагерей. Так, что они прикрывали друг друга и находились за рекой. Кроме того, рядом были стены города, где находилась операционная база Лициния.

Константин понимал, что уже проиграл. Его тылы оказались растянуты, а армия – вдвое меньшей, чем у врага. Если бы каким-то чудом Константину удалось выбить Лициния из укреплений, то городские стены защитили бы его.

Быстро менялась погода. Во влажном воздухе сквозил холод. В таких условиях предпринятый дальний поход быстро терял смысл. Но и возвращаться было нельзя. Не завоевав власть на востоке империи, Константин утратил бы часть позиций на западе.

Он долго бродил по холмам у реки, гадая, что делать, и глядя на войска неприятеля. А тот не торопил событий. Лициний мог выиграть войну, просто «перестояв» противника на реке.

Август [37]изучал позиции несколько дней и приходил к выводу о том, что для победы потребуется неординарное решение. Но не находил его.

Однако в один вечер, когда холод стал ощущаться сильнее, а последние надежды на победу угасли, он увидел знамение. [38]

Из-за холма к небу тянулись два светящихся серебряно-белых полумесяца. А там, в самой вершине, где они смыкались, горел ещё один. Однако его цвет был другим – он сиял как радуга.

Охранники, окружавшие Константина, упали на колени. Ничто не могло поднять их на ноги. Только один Август двинулся дальше. К вершине холма. Навстречу свету. Он не стал приказывать окружению, ведь на самой вершине должен оказаться кто-то один. Так должно быть. Он подумал, что, возможно, шёл сюда за этим. Ведь таких совпадений не бывает.

Константин поднимался, не чувствуя ног. Вид неба, сверкающего развеянной алмазной пылью, захватил сознание. Он точно не шёл, а плыл в этом небе. И света становилось больше. Из-за вершины холма солнечное сияние поднималось как далёкая, покрытая снегом, скала.

Светящаяся область разрасталась, а затем, когда Август почти ступил на вершину, стала сужаться. И тогда он увидел перед собой светящийся крест. Увидел, что крест этот окружён полумесяцами, и что те сливаются в круг.

Константин остановился, едва не сорвавшись с обрыва. Он не испугался, так как даже не заметил опасности. Словно чья-то рука остановила его в последний момент. Усилившийся свет начал слепить его, и он прикрыл глаза ладонью. И в какой-то момент показалось, будто на фоне креста можно рассмотреть силуэт, от которого и исходит сияние.

«Знамение… знамение», – донёсся ропот из-за спины. Константин обернулся.

Он увидел верных соратников, что успели подтянуться вслед за правителем.

Он предстал своим подданным в ореоле сияющего неба. На фоне креста. Люди увидели, как свет обнимает Его. Люди осторожно подступали к вершине. Они выглядели так, будто узнали живого Бога. Скоро их набралось очень много. И Константин смотрел в их горящие глаза. В океан горящих глаз.

«Победа», – понял он и повторил шёпот, что проникал в его разум. Это знамя победы.

Он приказал своим людям нанести на щиты и вымпелы знак: крест, вписанный в круг. Он сказал людям, что впереди победа. Сказал, что там их бессмертие. Что их души станут подобными свету. И люди ринулись в бой как один. Они смели врага. Сто тысяч смели двести. Солдат Константина не сдержала ни бурная река, ни обрушившийся мост, ни укрепления лагерей, ни городские стены.