Илья Некрасов - Град на холме

Непогода загнала людей в дома и офисы. Напористый ветер швырял машину туда-сюда, а хлёсткий ливень бил по стёклам. Водитель передал управление автопилоту и по инерции держал руки на штурвале.

Системы городского климата откровенно не справлялись. Проблемы с ней начались на прошлой неделе, когда террористы разнесли три подстанции на седьмом ярусе, а потом ещё две на пятом. Да и попытки ремонта энергосистем сказались на климате не менее разрушительно. Возникла жуткая разбалансировка мощностей по районам.

– Ходят слухи, что ей вообще не занимаются, – неожиданно сказал провожатый. Будто услышав мои мысли.

– Кем?

– Погодой, – он удивлённо посмотрел на меня. – Системой климата.

– Почему?

– После диверсий слишком много строить заново. Говорят, вложения не оправдаются.

– А кто их считал?

– Не знаю. Так. Слухи, – ответил водитель и отвернулся от не очень-то приветливого попутчика.

Вряд ли он профессионал. Больше походит на расходный материал. Но подобные выводы делать рано. Посмотрим.

Отдавшись во власть автопилота, мы скользили по полупустым трассам, влёт проскакивали перекрёстки и проносились по вертикальным каналам.

Постепенно мы спускались вниз. К нижним этажам города.

Силы техногенной стихии терзали город, срываясь с лопастей вентиляторов (размером с дом) и регуляторов влажности. Играли с городом, как с игрушкой. Если бы на трассах было больше машин, мы бы давно врезались. Спинер бросало из стороны в сторону, как скорлупку по волнам. На лобовом стекле шипели капли ядовитого дождя, в котором система не подавила кислотность.

На него не хотелось смотреть, казалось, что яд проникает в тебя. Я закрыл глаза, и, возможно, задремал… Хотя не уверен. Вряд ли мой организм, приученный к ноотрофену, помнит, как это делается. Я погрузился в странное забытье, которое не приносит облегчения… Через какое-то время открыл глаза. Оказалось, мы недалеко от самого низа города. По крайней мере, точно под нулевой отметкой. Тёмные угрюмые улицы были абсолютно пусты.

Мы забрались на предельную глубину, где ещё различима застройка, и куда не проходит даже техногенный дождь. Воздух заполнялся темнотой и туманом, редкими бликами и лучами слабого рассеянного света. По сторонам виднелись старые дома с заколоченными окнами… Это была более-менее сохранившаяся застройка старого, настоящего Парижа.

Вокруг ни души. Пустые кварталы, никому не нужное освещение только вокруг несущих колонн города. Всё остальное пространство в клубах пыли и тумана. В смраде всевозможных антибиотиков и генетических ядов. Из живых людей, пожалуй, только редкие патрули полиции. Это закрытый уровень, а не просто заброшенный. Здесь уже видны «подошвы» города. Взорви их, и всему конец. Странно, что террористы ни разу не пытались пробраться сюда.

Если так, то мы сильно рискуем. Или же у типа рядом (которого я совсем не знаю) есть нужный пропуск.

Водитель перешёл на ручное управление, поскольку внешних камер и внимательности Облака здесь не хватало. Спинер петлял по улице, стараясь не задеть хлам. И точно – в стене тумана перед нами показалось размытое светлое пятно. Обрыв. Срез города, за которым, будто на острове, лежал…

Квартал частных владений!

Нет, ну, какого черта, а?! Неужели обыск именно там?!

Машина остановилась, и водитель выбрался первым. Я поборол желание броситься за руль и ударить по педали, сбить ублюдка в обрыв, а самому удрать подальше… в конце концов, можно было бы сказать, что парень потерялся в этом смраде. Или вообще не добрался сюда.

Не знаю, зря ли, но я решил сыграть в ту игру, которую мне кто-то навязывал. Идти по старой, растворяющейся в темноте брусчатке было страшно.

Я посмотрел под ноги и увидел обрывок старой газеты. Пригляделся. Различил в темноте и грязи цифры: «989».

Перед первой девяткой было что-то ещё. Наверное, единица. 1989. Год? Хотя здания вокруг гораздо старше. Не выше пятого этажа. В дырах и ранах обветшалых стен видны деревянные перекрытия. Однако кому это интересно, кроме меня? Похоже на старинные особняки, как в элитном районе, но здесь дома заброшены. Не реставрируются и не охраняются.

Если сейчас они обрушатся, то нас найдут лет через пятьсот, при раскопках. И решат, что здесь этак… в девятьсот восьмидесятых годах уже были револьверы, коммуникаторы, в тела вставлялись импланты, а спинеры громыхали по брусчатке вместе с каретами. Плюс лепнина на домах в стиле «рококо» или как её там… Вот такая история. Такой прогресс.

Мы молча приближались к трёхэтажному зданию. К его торцу прислонился небольшой полуразваленный пристрой, под осыпающимся козырьком. Сорванные с петель двери лежали неподалеку на мостовой. Вместо них по центру пристроя зиял провал в темноту. Мужчина остановился у входа и закурил. Я последовал его примеру. Он двинулся вперёд, достав фонарик, подсвечивая им путь перед собой.

Мы спускались по узкой винтовой лестнице с низким потолком. Пришлось пригнуться. Луч фонарика выхватывал из темноты обшарпанные стены бежевого цвета с редкими полузатёртыми граффити, потерявшими смысл. Высокие грубые ступени с разным мусором: шприцами, обрывками старых газет и календарей.

Спуск оказался недолгим, мы вышли в относительно просторный зал метров десять на десять. Я достал пистолет с фонариком и стал водить им по сторонам.

Стены из грубо обтёсанного камня, тяжёлые своды, которые поддерживаются арками, сложенными из булыжников. Вместо потолка монолитная глыба со следами работы каменщиков.

На стенах, под потолком, висели странные лампы со слабым колышущимся светом… По небольшой копоти над ними можно было понять, что они не электрические. Скорее… газовые. Они светили невероятно тускло, казалось, что колеблющееся пламя вот-вот потухнет. Непонятно каким чудом работавшие лампы создавали два неприятных эффекта. Первый – непрерывное движение теней на стенах и внутри провалов-проходов в следующие тоннели. Второе – ощущение духоты.

Я погрузился в противоестественное сочетание холода и духоты. К тому же не было слышно собственного дыхания.

Один из углов зала был отгорожен натянутой между стенами тяжёлой цепью. Наверное, из-за опасности обвала.

Стало ясно, куда мы пришли. В Парижские катакомбы. Пятно света от моего фонарика попало на мраморную табличку с нечитаемой надписью на старофранцузском. Рядом стояла непропорциональная уродливая колонна, на которой различались старая граффити и нацарапанные надписи. Среди нагромождения букв я различил слово «прах».

– Вы уже были здесь?

Проводник не ответил. Он ушёл влево, в область сплошной тени. Я посветил туда.

– Очень давно, – наконец, раздался ответ.