Алексей Кувшинников - Звездный час астронавта Бейтса

Сколько времени ушло у него на путь наверх, Бейтс не имел ни малейшего представления. Он потерял счет минутам и часам, полностью сконцентрировавшись на соблюдении правильной последовательности перемещения по стальной стене рук и ног. Астронавт двигался по борту наискосок к площадкам пусковых установок противолодочных торпед. Они находились ближе всего к воде, примерно на половине высоты борта. Добравшись в конце концов до цели, астронавт позволил себе только десять вздохов для отдыха. Пальцы рук и ног, ладони, ступни, колени были изрезаны и стерты в кровь. Но боли Бейтс не ощущал. Усилием воли он заставил себя забыть о ней, но чувствовал ее присутствие где-то очень близко. Малейшее расслабление могло стать для нее желанной лазейкой в мозг.

Пробравшись в нутро корабля, Бейтс долго кружил по узким коридорам. Он двигался не таясь, твердо зная, что никого не встретит на своем пути. Он находился в чреве военной машины, управляемой полностью самостоятельным компьютером, способным мыслить и действовать по собственному разумению. Миссия Бейтса заключалась в его уничтожении. Зачем? Для чего? Астронавт и сам этого толком не понимал. Ему хватало ощущения смертельной угрозы, исходившей от по сути дела уже неподвластного человеку оружия, управляемого собственными целями, интересами и логикой.

Бейтс чувствовал: осталось совсем немного. Из недр корабля на него дыхнуло жаром, он словно приближался к пышущей пламенем печи. Шаг, другой, десяток. Жар становился нестерпимым. Пот закипал на коже, которая превратилась в сухой липкий пергамент, покрытый кровяными волдырями. Не в силах выносить далее адскую пытку, астронавт рванулся вперед, стремясь в несколько прыжков преодолеть последние метры, отделявшие его от зева огненной геенны. Но этого делать было нельзя, нельзя! Сработала система защиты. Путь человеку преградила бронированная плита. В отчаянии Бейтс бил по ней кулаками, коленями, лбом. Гулкое эхо ударов наполнило узкий коридор, звуки стали осязаемыми, они цеплялись друг за друга, повисая причудливыми гроздьями на стенах и непрерывно перепрыгивая из одной грозди в другую. Бум-бум-бум-бум-бум-бум!!!

Бейтс проснулся, ошалело вытаращил глаза. В дверь настойчиво стучали. Немного усмирив бешено колотившееся сердце, астронавт поднялся с кровати. Ощущение реальности возвращалось мучительно медленно. В дверях стоял бодрый и жизнерадостный Васил, за спиной которого маячила фигура официанта.

— Судя по всему, Роберт, ты совершенно незнаком с прелестями Болгарии, — могучая фигура толстяка, казалось, заняла половину комнаты, — и у тебя очень мало времени на то, чтобы получить о них хотя бы общее представление. Так что приступим без долгих разговоров. Итак, болгарское вино: образец первый. Классическое «шардоннэ» из окрестностей Варны. Силь ву пле, мон ами…

Бейтс покорно взял с подноса приличных размеров фужер и безропотно наблюдал за тем, как он наполняется до краев. Первый же глоток правильно охлажденного ароматного вина с тонким букетом напрочь отогнал остатки ночного кошмара. С наслаждением осушив фужер до дна, Бейтс почувствовал невероятный прилив энергии, резко улучшивший настроение. Метаморфоза была настолько очевидной, что Васил, увидев порозовевшие щеки астронавта, от души расхохотался и едва не сбил с ног, дружески хлопнув по плечу:

— Вот теперь все в порядке. За серьезное дело надо браться только с хорошим настроением.

На обочине бульвара Рокавэй — одной из автострад, соединяющих Манхэттен с нью-йоркским международным аэропортом имени Дж. Кеннеди, — одиноко стоял «шевроле импала». Чуть впереди шоссе пересекало систему посадочных огней одной из взлетно-посадочных полос аэропорта. Сама полоса начиналась метрах в двухстах налево от проезжей части, и самолеты пролетали здесь, едва не касаясь колесами автомобильных крыш. Летом в этом месте всегда было полно народу — интересно все же посмотреть, как буквально на расстоянии вытянутой руки проплывает мимо громада аэробуса. Однако зимой такое зрелище мало кого привлекало.

Машина дрогнула под особенно сильным порывом ветра. «Здорово садит», — мелькнула ленивая мысль у человека, сидевшего за рулем «шевроле». Он видел, как качались габаритные огоньки на крыльях пролетавших мимо аэробусов, как швырял тяжелые самолеты боковой ветер.

Человек ожидал грузовой «Боинг» компании «Флайинг тайгерс». Судя по всему, он вез в Нью-Йорк исключительно ценный груз… Хвосты пролетающих мимо с интервалом в полминуты лайнеров в соответствии с новыми правилами полетов были ярко освещены, и человек позволил себе чуть расслабиться, не опасаясь пропустить тот самолет, который он поджидал. Минут через двадцать в сером от городских огней ночном полумраке высветилась, наконец, оранжевая голова тигра на темном фоне. Огромный самолет проплыл над бульваром, и в отблеске уличных фонарей человек ясно увидел на борту нужные ему опознавательные знаки. Сомнений не осталось.

Человек протянул руку и взял с соседнего сиденья дистанционный радиовзрыватель. Красная кнопка вдавилась с приятным сопротивлением. Ни вспышки, ни грохота — но дело было сделано. Установленный сообщниками в аэропорту вылета заряд взрывчатки почти перебил носовую стойку шасси. Едва самолет коснулся колесами бетона, как она подломилась. Через несколько мгновений по взлетно-посадочной полосе разлился горячий ослепительно огненный шар. «Добро пожаловать в Нью-Йорк, Головастик», — ухмыльнулся про себя Ворчун.

Мягкое тепло то и дело пробивающегося сквозь тучи осеннего солнца. Острый запах выброшенных на берег ночным штормом водорослей. Плеск волн о гранитный мол. Пронзительная перекличка чаек. Поначалу она раздражала Бейтса, но уже через полчаса он поймал себя на том, что больше не обращает внимания на берущий за душу птичий крик. Чайки вели лейтмотив в мелодии Несебра.

Дорога от Солнечного берега заняла полчаса. Издали Бейтсу показалось, будто вдали над морем парит хаотичный ансамбль черепичных крыш. Но постепенно крохотный остров-город словно поднялся из морской пучины, показался весь. Он имел форму тарелки метров 800 в поперечнике с одним выщербленным краем. Примерно четверть территории острова занимал пустырь. Столько же отвоевали пустующие в мертвый сезон причал для круизных лайнеров и автостоянка с безлюдными и довольно убогими торговыми рядами. Треть того, что осталось, отгораживал глухой забор. За ним приютились крохотный пансионат какого-то министерства и радарная станция. Все остальное пространство занимал лабиринт узеньких переулков, разделявших кварталы впритык прилепленных друг к другу двух-трехэтажных вилл.