Кира Измайлова - Ведется следствие

Около нужного купе госпожу Кисленьких поставили на ноги, дружно расцеловали, дверь открыли и проследили, чтобы Каролина упала на полку, а не мимо, после чего тут же закрыли купе. Обратно отважные воздухоплаватели пробирались на цыпочках, чтобы не потревожить сон госпожи Кисленьких, то и дело врезались в стены и цыкали друг на друга…

И долго еще где-то в недрах Института звучало: «Нет «сачка» лучше Каролины!..»

Беарийский фельдфебель встрепенулся и похлопал обер-кондуктора по плечу. Тот быстро подвел и впрямь опамятовшиеся часы и объявил отправление поезда. Заскрипели тросы, платформа поползла вниз…

Ян осторожно поскребся в дверь купе госпожи Кисленьких. При себе он имел промасленный сверток, благоухавший пирожками с начинкой из водоплюйки.

Ответа не было. Он поскребся громче, и тогда только дверь чуть приоткрылась, оттуда высунулось нечто вроде лапки и приняло сверток. Ян озадаченно почесал в затылке: в купе госпожи Кисленьких кто-то богатырски храпел…

…Рано поутру Каролина с трудом разлепила глаза, глянула в окно, со стоном зажмурилась – там всё мелькало, и это было невыносимо, – с трудом поднялась с неразобранной постели, обнаружив на себе почему-то летный шлем, и с надеждой приоткрыла дверь.

В коридоре терпеливо стоял поручик Вит-Тяй с большой банкой рассола.

– Благодетель… – прошелестела младшая сиятельная госпожа и припала к источнику жизни. – Вит-Тяй, миленький… передайте остальным… что Каро к завтраку н-не выйдет…

Поручик понимающе кивнул: отец пакостей, великий и зловредный Бод-Дуун занимал видное место в беарийском пантеоне. Вознеся ему строгую молитву о том, чтобы не сильно докучал младшей сиятельной госпоже, Вит-Тяй отправился в вагон-ресторан…

За столом оказалось на удивление свободно. Прежде всего, оперативники деликатно решили позавтракать отдельно: должно быть, они чувствовали себя несколько стесненно в столь блестящем обществе.

Затем, стажера также не наблюдалось. Генеральный следователь принес извинения за своего подопечного, сообщив, что тот, кажется, злоупотребил институтскими деликатесами, а потому к завтраку не выйдет.

На самом деле всё обстояло намного прозаичнее: Дэвид всю ночь напролет судорожно перелистывал свои конспекты, пухлые тома кодексов и комментариев к ним и чем светлее становилось за окном, тем яснее осознавал юноша – он ничего не знает. Ну то есть вообще ничего! Ни единой завалященькой гипотезы не сумеет выдвинуть, приди нужда, а если к нему обратятся с вопросом на профессиональную тему, так и вовсе опозорится. И ладно сам! Своей удручающей дремучестью он в первую очередь подведет господина Бессмертных, затем свой обожаемый университет и… да, пожалуй, всё Каролевство в целом! Разве это прекрасное государство заслужило столь непрофессионального юриста?..

Именно поэтому, когда утром следователь постучал в дверь стажера, в ответ раздалось решительное «Не выйду!». Бессмертных пожал плечами, гадая, что за блажь нашла на юношу, и потребовал немедленно привести себя в порядок и покинуть купе, если, конечно, Дубовны не желает опоздать на завтрак. «Н-не пойду!» – снова послышался дрожащий, но полный отчаянной решимости голос, и следователь невольно почесал в затылке.

Конечно, он мог бы позвать кого-нибудь из оперативников или воспользоваться своим универсальным ключом, чтобы извлечь молодого человека из его убежища, но Руперт полагал, что время силовых методов еще не настало.

– Дэвид, – сказал он строго. – В чем дело? Вы что, отрезали себе нос, когда брились, и не можете показаться на люди? Ну так я приведу Теодора, он пришьет всё на место.

– Вы не понимаете!.. – трагически раздалось из-за двери. – Это ужасно!

Подумав, Бессмертных решил перенести беседу в ванную комнату, чтобы не оповещать весь коридор о постигших стажера несчастьях. Тем более, там и дверь была потоньше.

– Что у вас там стряслось? – ворчливо спросил он, но внятного ответа не дождался, только очередных заверений о том, что всё ужасно, и Дэвид ни за что не покажется в вагоне-ресторане, лучше умрет с голоду или пойдет во второй класс, где его выдающаяся глупость не будет так бросаться в глаза.

Тут Бессмертных понял причину странного поведения Дубовны и смог только головой покачать.

– Дэвид, – воззвал он. – Прекратите немедленно, вы ведь не истерическая барышня с подготовительного курса!

В ответ за дверью страдальчески сообщили, что все истерические барышни в университете заканчиваются после первого же посещения анатомического театра.

– Тем более! – хмыкнул следователь. – Дэвид, ну что за ребячество? Всем известно, что вы пока всего лишь стажер, если вы и сделаете ошибку, ничего катастрофического не произойдет… а я буду знать, какое направление следует проработать с вами получше.

– Вот именно! – простонали в соседнем купе. – Я бездарность!.. Господин Бессмертных, вы просто привыкли к моей глупости и щадите меня по душевной доброте!

– Душевной доброте?.. – шепотом поинтересовался невесть как оказавшийся рядом доктор Немертвых. Впрочем, Бессмертных же не запирал дверь в купе.

Следователь в ответ только руками развел.

Доктор прислушался к страданиям стажера и негромко вынес вердикт:

– Острый приступ углубленного самокопания, отягощенного комплексом неполноценности. Оставьте его, Руперт, это либо пройдет само, либо вам придется найти себе другого стажера.

– Да меня ведь вполне устраивает этот! – воскликнул Бессмертных, и за дверью воцарилась тишина. – Неотесан немного, но это проходит, я в его годы был немногим лучше… Инопланетян повсюду видит, но кто из нас без странностей? Про мои так уж лучше вовсе не упоминать, чтобы людей не пугать… А остальное с годами придёт. Будь он вовсе бревно бревном, неужто я повесил бы на себя такую обузу?

– Сомневаюсь, – хмыкнул доктор.

– Правда? – спросили за дверью и, кажется, даже шмыгнули носом.

– Дэвид, вы сейчас выведете меня из себя, – пообещал Руперт вполне миролюбиво. От этого его тона обычно поджилки тряслись даже у закоренелых рецидивистов. – Немедленно отоприте.

По ту сторону двери раздался протяжный вздох, лязгнул засов, и взорам присутствующих явился Дэвид Дубовны.

– Понятно, – сказал Бессмертных, окинув взглядом стажера. – К завтраку вы не выйдете.

– Так я ведь это и говорил! – трагически воскликнул юноша. – Я ничего, совершенно ничего не…

– Не по этой причине, – прервал его следователь и переглянулся с доктором. – Теодор, у вас не найдется чего-либо успокоительного?

– С собой – боюсь, нет, – лаконично ответил тот. – Но можно пригласить многоуважаемого Вит-Тяя. У беарийцев, знаете ли, принято давать наркоз или же успокаивать буйных больных ударом кулака…