Надежда Попова - Утверждение правды

— Вальтер фон Майендорф, — доложился последний из бойцов. — Тридцать один год, в Конгрегации с двадцати трех, в группе шесть лет. Перешел на службу из личной стражи графа Чернина фон унд цу Худенитца.

— Ух… Далековато забрался. По рекомендации?

— Да, шарфюрера. Ему рекомендовал пражский обер-инквизитор.

— А пражскому оберу?

— Я сам.

— По причине?..

— Скуки, — серьезно отозвался фон Майендорф. — Показалось незабавным торчать в провинциальном поместье, когда я могу принести пользу.

— Государству или вере?

— Тогда было все равно.

— А сейчас?

— Сейчас тем более, — пожал плечами тот. — Есть ли различие?

— Н-да, — хмыкнул Курт понимающе и, вздохнув, посерьезнел. — Итак, теперь по делу. Первый вопрос: вот это, — кивнул он на разобранный арбалет, — кто-нибудь узнает? Это принадлежит кому-то из вас или было видено кем-то когда-то у кого-то? Честный ответ будет на пользу всем… Ясно, — подытожил он, не услышав в ответ ни слова и опять не увидев ни в одном взгляде заминки. — Что ж, продолжим… Полагаю, сейчас вы размышляете над тем, что стало причиной моего появления у вас, а также пытаетесь понять, что это за совершенно посторонний человек, в чьем присутствии мы с Альфредом сочли возможным раскрывать такие тайны… Барон Ульбрехт фон унд цу Редер. Глава императорской личной стражи.

Взгляды пяти человек напротив сместились к двери. Взгляды заинтересованные… немного удивления… скрываемого удивления — негоже зондеру, стальному парню с железными нервами, изумленно пялиться, будь причиной нежданная новость, внезапная атака или боль… в одном из взглядов любопытство — Вальтер фон Майендорф; наверняка пытается оценить собрата по бывшему ремеслу…

Наигранного, неискреннего интереса не заметно ни в одном взгляде… никак не сказать, кто из них услышал то, что новостью для него не было…

— Господин барон здесь, — продолжил Курт спустя несколько мгновений молчания, — по прямой своей обязанности. Думаю, заметив некоторые не совсем обычные меры безопасности, вы уже поняли, что, кроме вас, здесь находится некто посторонний и причем высокопоставленный. Обстоятельства сложились таким образом, что мне придется раскрыть эту до сей поры оберегаемую тайну.

Ожидание в глазах, внимание… вполне логичные и понятные… и снова — у всех одинаковые, ни один взгляд не загорелся интересом больше или меньше прочих…

— Вот уже два месяца здесь находится на обучении Его Высочество Фридрих фон Люксембург, — договорил Курт, и во взглядах напротив снова проснулось удивление; снова едва заметное и тщательно скрываемое. Но ни в одном — ни смятения, ни тревоги, даже тени беспокойства… — Об этом было известно, как вы понимаете, весьма ограниченному кругу лиц, — продолжил Курт, — и те из наших, кто знал о его прибытии заранее, сейчас представлены одним лишь Альфредом. К чему я сообщаю вам все эти подробности: сегодня, менее получаса назад, произошел неприятный инцидент. А именно — на наследника было совершено покушение.

Эмоция; наконец, хоть какая-то эмоция — мгновенная растерянность. Мелькнула на миг в глазах каждого… и исчезла… Ох, Альфред, многих бы тебе лет пожелалось, но сейчас так некстати эта твоя муштра… некстати тот жестокий отбор, который не дает угодить в зондергруппу всем подряд, а оставляет лишь тех, кто зевнет в ответ раззявившему пасть ликантропу, что уж им до инквизитора с вопросами…

— Удачное? — ровно поинтересовался фон Дюстерманн, и Курт качнул головой:

— К счастью, нет. Бог миловал. Правда, не помиловал одного из личных стражей Его Высочества. Сам наследник жив и даже здоров. А теперь самое неприятное, парни… Я не буду крутить, скажу прямо, дабы сберечь наше время. Посторонних в лагере нет. Думаю, вы поняли, что я хочу сказать.

— Что под подозрением мы? — спустя миг безмолвия уточнил Лауфер, и взгляды напротив потемнели.

— Есть, — отозвался Курт, — множество улик, указывающих на то, что действовал кто-то свой. Посему — да. Под подозрением и вы тоже. И сейчас мне надо знать, где, кто и с кем был утром и в особенности — последние полчаса. Думаю, это несложно выяснить, учитывая, что все вы друг у друга на глазах.

Молчание воцарилось снова, и на сей раз заминка была очевидной…

— Гм… Я бы так не сказал, майстер Гессе, — возразил наконец фон Майендорф. — По крайней мере, что касается нас троих.

— Почему?

— Я и Хельмут были на кухне.

— Отлично, — зло усмехнулся фон Редер.

— Я пропустил начало апокалипсиса? — вопросил Курт и, когда вопрос вполне ожидаемо остался без ответа, с нехорошим предчувствием уточнил: — На кухне вы были вместе?

— Нет, — отозвался Йегер, — я в основном таскал сливать грязную воду. Вальтер…

— Я помогал управляться с чисткой котлов. Прибирал трапезную.

— Карл, стало быть, оставался в комнате один, — подытожил Курт, — и вы двое какое-то время тоже были порознь, а что гораздо существенней — временами пропадали из поля зрения отца Георга… Ну а вы, — обращаясь к оставшимся, спросил он, уже предчувствуя ответ, — вы были вместе полчаса назад?

— В некотором роде, — откликнулся фон Дюстерманн. — Я спал.

— Спал, — повторил Курт. — Днем.

— Майстер Хауэр гонял нас ночью, — пояснил бывший бамбергский страж Браун. — Наши тренировки в последнее время всё больше проходят именно ночами. Как я понимаю теперь, чтобы мы не увидели на плацу лишнего… Сегодня мы закончили под утро. Я лег спать сразу после тренировки, Дитрих остался читать.

— Читать? — вытолкнул фон Редер сквозь неприязненно сжатые губы, и на нескрываемое удивление и недоверие в его голосе протеже трирского инквизитора отозвался с предельным хладнокровием:

— Фрейданк. «Bescheidenheit» [81] Дидактическая поэма XIII века. Точного перевода этого слова на русский язык нет; принято переводить как «опытность», «знание жизни» и т. п. . Весьма поучительно.

Барон поморщился:

— Вот как. И часто боец зондергруппы жертвует сном в угоду книжной мудрости?

— Случается, — коротко ответил за соратника фон Майендорф.

— А у тебя какой виновник отнимает время?

— Томазин Циркларий. «Итальянский гость».

— А «Скакун» Гуго фон Тримберга?

— Не пришелся по душе, — невозмутимо отозвался бывший личный страж графа Чернина. — Автор слишком увлекается собственным слогом. Часто теряется логическая связка между общими сентенциями. Много эмоций и недостаток таланта, не говоря о банальности подхода.

— Вы удовлетворили свое художественное любопытство, господин барон? — осведомился Курт, не оборачиваясь, и, не услышав в ответ ни слова, кивнул: — Продолжим. Итак, Дитрих, ты спал. И оставался ли при этом Уве в комнате, не знаешь.

— Он был там, когда я засыпал, — в голосе зондера впервые прозвучала заминка, и взгляд впервые едва заметно дрогнул, сместившись на товарища. — И он был, когда я проснулся.