Артур Крупенин - Энигматист [Дело о Божьей Матери]

Передвигался старик с трудом, да и то исключительно с помощью ходунков. Однако, несмотря на преклонный возраст, говорил Сергей Антонович очень живо, сохранив ясный, острый ум.

Как и подобает гостеприимному хозяину, Лягин начал с демонстрации собственной коллекции икон, после чего предложил перейти к чаю. За чаем и сушками выяснилось, что реставратор уже в курсе печальных событий, случившихся в галерее.

— А знаете, я не особенно удивился, когда узнал, что похитили именно «Влахернетиссу».

— Это почему же?

— Дело в том, что с этой иконой уже была связана одна детективная история…

— Неужели? Может быть, расскажете?

— С удовольствием.

Лягин взял с книжной полки внушительных размеров альбом и аккуратно раскрыл на странице с репродукцией Строгановской копии «Влахернской Богоматери» чуть ли не в масштабе 1:1. С трудом найдя место для огромной книги, Лягин торжественно выложил альбом на стол. Подлив чаю гостю и себе и укутавшись в потрепанный плед, он поудобней устроился на диване.

— Начнем с того, что когда в восемьдесят третьем мы обнародовали результаты датирования, коллеги подняли нас на смех. Да мы и сами решили, что это какая-то ошибка. Только подумайте, — и Лягин указал пальцем на репродукцию, — икона, считавшаяся копией кремлевской «Влахернетиссы», сделанной непосредственно накануне ее отправки из Константинополя в Москву и первоначально датированной семнадцатым веком, оказалась настолько старше, что мы трижды проверяли результаты, прежде чем в них поверили. Чудеса да и только.

— И каков же ее возраст?

— По самым осторожным оценкам, самое позднее — седьмой век.

— А по самым смелым?

— Мы определили, что изображение несколько раз врезали в новую доску, что существенно затрудняет точное датирование. Одно дело — определить возраст доски, совсем другое — сделать то же самое с воском. В общем, я тогда предположил, что сама воскомастика еще старше.

— И вам удалось определить насколько?

В ответ реставратор только покачал головой.

— Выходит, это самая древняя икона в России и одна из древнейших в мире? — уточнил Глеб.

— Абсолютно верно.

Повисла пауза. Оба собеседника задумались — похоже, каждый о своем.

— Но я не рассказал самого интересного, — спохватился Лягин. — Во время работы мы применяли мощные трехсотваттные лампы. Становилось очень жарко, мы старались следить за тем, чтобы не повредить изображение. Ну и в какой-то момент зазевались. Воск начал плавиться. Пошел сладковатый запах и легкий дымок. Это было последнее, что я запомнил. Очнулся уже в больнице. Мой напарник — на соседней койке. С тем же диагнозом: острое отравление неизвестной этиологии.

— Думаете, так могли подействовать какие-то древние благовония или испарения от воска?

— Именно это мы тогда и предположили, но…

Реставратор на мгновение задумался, то ли стараясь что-то вспомнить, то ли засомневавшись, стоит ли делиться с гостем посетившей его мыслью. Сделав над собой усилие, он продолжил:

— С тех пор минуло без малого три десятка лет. Поверьте, у меня было время хорошенько подумать. И чем больше я размышлял, тем яснее понимал, что наши предположения насчет той истории были ошибочными.

— И к какому же выводу вы в итоге пришли?

Лягин, казалось опять засомневавшись, нужно или не нужно Стольцеву знать то, что он собирался сказать, снова взял небольшую паузу и отпил чаю из выщербленной кружки.

— Нынче я совершенно уверен, что то происшествие ни в коей мере не было случайностью.

— Боюсь, я не очень понимаю…

— То, что мы тогда испытали на себе в мастерской, более всего похоже на действие какой-то химической мины-ловушки.

— Вы серьезно?

Обнажив давно нуждающиеся в замене протезы, реставратор грустно улыбнулся:

— Какие уж тут шутки.

Снова образовалась пауза. Глеб обдумывал услышанное, а Лягин опять погрузился в воспоминания.

— Так или иначе, — наконец сказал он, — мы нашли, что рельеф иконы составлен из двух частей: нижней, более древней, и верхней, где изображена Богородица. Как я уже говорил, воск — довольно капризный в смысле датирования материал. Я тогда носился с идеей прозондировать икону с помощью бура, но нам так и не позволили этого сделать. Боялись, что Церковь поднимет шум. Так что оставались только неразрушающие методы.

— А просветить чем-нибудь не пробовали?

— Пытались рентгеном, но, поскольку первичный слой тоже представлял собой мягкую воскомастику, это особых результатов не принесло. Получились какие-то размытые контуры, напоминавшие группу из нескольких фигур. Да у нас и аппаратуры стоящей не было, а современных технологий обработки изображения тогда и близко не существовало. Жаль. Нам бы в то время — да сегодняшние возможности…

Лягин опять замолчал. Глеб решил, что пожилой человек устал и хотел бы закруглиться.

— Спасибо. Все это крайне интересно.

Стольцев поднялся и уже собирался попрощаться.

— Подождите, это еще не все. Вам подлить чаю?

Как оказалось, хозяин вовсе не собирался так скоро отпускать гостя. Щедро плеснув свежезаваренного чая в безразмерные кружки, реставратор снова устроился на диване.

— А еще мы нашли кусок древней ткани… — Лягин явно получал удовольствие от рассказа и, кажется, хотел максимально его растянуть.

— Ткани?

— Да, между слоями воска был тщательно спрятан фрагмент ветхой материи. Вот здесь. — Он снова ткнул пальцем в репродукцию.

— Значит, ткань спрятали еще в момент создания иконы, а не потом?

— Очевидно да. Вообще-то эта икона издревле считалась реликварием. По преданию, там хранился кусок ризы Богоматери.

— А на ваш взгляд? Что там на самом деле могло быть спрятано?

— Трудно сказать. На ткани был смутно виден неясный силуэт и какие-то знаки. И что интересно, силуэт этот очень напоминал то изображение, что мы получили, когда просвечивали икону. В общем, мы в свое время долго ломали над этим головы. И так фотографировали, и сяк. Ничего не поняли.

— А где можно найти снимки?

— Должны быть в архивах. А один я, кстати, оставил себе.

— Можно взглянуть?

Порывшись в набитых бумагами ящиках письменного стола, Лягин извлек потертый желтый конверт.

— Вот, возьмите.

— Не жалко?

— Если я за тридцать лет так и не раскусил эту загадку, на чудо рассчитывать уже не приходится.

Глеб жадно впился глазами в старую фотографию. Реставратор оказался прав — разобрать детали не представлялось возможным. Но, несмотря на это, с первого взгляда становилось понятно, что расплывчатые очертания отнюдь не какое-то грязное пятно или случайная клякса. Нет, изображение, несомненно, было рукотворным.

Как только удалось разгрести все дела в управлении, Лучко снова отправился в Третьяковскую галерею, где у него была назначена очередная встреча с руководителем отдела реставрации древнерусской живописи.