Иван Калина - Ворота Лешего

– Надо же, моя невеста беспокоится за какого-то вора. Что, приятно было с ним кувыркаться на сеновале?

– Гена, перестань, ты же знаешь, что я не по своей воле это делала.

– А удовольствие тоже по приказу получала? – горькие складки залегли в уголках глаз Гены.

– Гена, сейчас не время это обсуждать.

Иванна отступала под натиском жениха, все дальше от машины. А Макс стучал и стучал, пытаясь выбраться. Только Макар сидел сверху, придавив на всякий случай крышку своим весом.

– А когда мы будем это обсуждать? В следующем столетии?! – глаза Гены горели холодным синим огнем, как газовая горелка. Иванна отвернула голову, чтобы не видеть этих безумных глаз, отступила назад.

У Макара зазвонил телефон. Он ответил. А потом крикнул двоим, отошедшим уже на довольно большое расстояние:

– Едем уже! Потом разберетесь, старейшина гневается.

Гена в досаде запрыгнул за руль, завел машину, газанул, прокручивая колесами на месте и стартовал, обдав оставшуюся на обочине девушку облаком выхлопного газа. Машина быстро въехала в деревню и потерялась за домами. Иванна, не мешкая, пошла следом. Мимо полуразрушенной остановки, мимо заброшенного дома орнитолога… к старейшине.

Послышались шаги, заскрежетало железо, и багажник открылся. Макс зажмурился от света. К нему опустились три пары рук и без особых церемоний вытащили наружу. Макс хотел заговорить с ними, даже типичные такому случаю слова нашлись: «кто вы такие?» и «чего вы от меня хотите?», но решил пока помалкивать. От этих холуев толку не добьешься, ответить тебе не ответят, отпустить – не отпустят, а выглядеть он будет еще жальче, чем сейчас. Пока молчит – хоть какое-то достоинство сохраняет.

Его поставили на землю, он едва устоял на ногах – так те затекли. Но его удержали. С одной стороны стоял Макар, а во втором он неожиданно узнал старого знакомого переводчика Славика. Макс криво усмехнулся: «Вот из какой деревни он рвался-рвался и вырвался, наконец». Макар на его ухмылку не прореагировал, а Славик уткнул взгляд в землю. Из дома вышло еще человек шесть деревенских – возможно, Макс встречал их мельком. Лица были слишком знакомы. Мужчины и женщины. Уродливые, неотесанные, и отдаленно похожи один на другого. За ними подтягивались и остальные. Видать в деревне не было других развлечений, как поглазеть на пленника. Все выжидающе смотрели на него. Макс понял, что руки ему никто не развяжет. Следом, запыхавшись, будто боясь пропустить самое интересное, приковылял еще один старичок. «Меня, похоже, все ждут, – подумал Макс: – Я у них тут гвоздь программы». На него напало истерическое неоправданное веселье.

– Уж не публичное ли жертвоприношение готовите? – закричал он петрушечьим голосом на весь двор. – Спасибо, что меня пригласили, люди добрые.

Народ молчал, только с ноги на ногу переминался. Макар посмотрел на пленника даже слегка сочувственно:

– Ну зачем ты так?..

– Помирать так с песней.

– Ну и дурак.

– Вполне возможно, – Макс не стал спорить. Вся его напускная бравада мгновенно иссякла. Он бы, конечно, мог и возразить, что не от него зависело, не по своей воле он в это вляпался… Он мог бы сейчас психовать или валяться по земле в раскаянии… их всех обвинить в смерти Насти… Но что это даст?

В толпе Макс заметил внимательный взгляд горбуна. И этот здесь. Пришел полюбоваться на его прилюдное унижение? В прошлый раз, в мертвой деревне, не удалось уморить, так может сейчас получит хоть какую-то компенсацию? Но горбун и не думал злорадствовать. Он отвел глаза в сторону и повернулся к своим.

– Идите уже, старейшина велел расходиться, – закричал горбун и стал, размахивать руками, прогоняя собравшихся. Мужики и бабы нехотя потянулись за ворота, недовольно бурча между собой. Перед тем, как взойти на крыльцо, Макс оглянулся на место своего временного заточения: все так и есть – во дворе стояла его машина. Слегка помятая, но на ходу. Что ж, остается только радоваться их предприимчивости.

Макса ввели в добротный дом. Пахло свежей сосной, вероятно, пол недавно перестилали. Его толкнули в обширную комнату. Судя по наружному виду избы, по кое-где сохранившемуся узору на наличниках, Макс почему-то ожидал увидеть беленую печку-лежанку, деревянные струганные лавки вдоль стен, иконку в ризах и с вышитым вафельным полотенцем в красном углу, но увидел мягкий уголок из двух диванов – большого и маленького, тюлевые занавески до пола, суперсовременную телевизионную установку, компьютер с принтером… Макса усадили на стул, закинув его связанные руки за спинку. В комнате никого не было, зато из соседней слышен был разговор на повышенных тонах. Один голос он признал сразу. Это был Гена.

– Я все обшарил, – возбужденно доказывал он невидимому собеседнику. – Нет его! Пропал! Как сквозь землю!

– Следи за своими эмоциями, – послышался ответ. – В таком состоянии любой дурак пробьет твою защиту.

– Может, хватит, меня поучать, папочка? Я уже давно не сосунок. И силы имею не меньше твоего…

Ну надо же! Отец и сын! Так вот откуда лицо седовласого при их первой встрече показалось ему знакомым. За стеной что-то сильно ударилось об пол, головы охранников Макса низко опустились, будто они от неловкости готовы были сквозь землю провалиться. Гена, красный как рак, ворвался в комнату, держась за правую щеку. Он был зол и, как раненый зверь, искал повод, чтобы выместить свои обиды. Наличие пленника в комнате привело его в восторг. Он с размаху ударил связанного Макса по лицу. Макс, не удержав равновесие, опрокинулся вместе со стулом назад. Гена в запале продолжал пинать днище стула, откидывая Макса перед собой. Макс, лежа на спине, молча изучал потолок. Вытереть кровь, текущую из носа он не мог, поэтому просто сдувал ее. Его положение пленника подразумевало под собой насилие. Макс это понимал. Ему было страшно, все его существо противилось самой мысли, что с ним могут поступить как угодно и он ничем не сможет ответить. Это и бесило и ужасало одновременно. Макар и Славик едва оттащили Гену.

– Приди в себя, убьешь раньше времени, сам знаешь, что будет…

Гена усилием воли заставил себя успокоиться и сесть на стул, закинул ногу на ногу, перестал двигаться, замолчал. Только пальцы выбивали о столешницу нервную дробь. Мужики подняли Макса, усадив его в прежнее положение. Сердобольный Славик вытер платком кровь с его лица.

Из комнаты величественной походкой вышел седовласый. Увидев Макса, улыбнулся, будто встретил драгоценного гостя. Макс тоже осклабился ему в ответ.

– Помнится, вы меня звали заглянуть к вам…

– Я не помню, – совершенно серьезно сказал «таксист». – Я мог и наговорить, конечно, всякого, но не всему же надо верить.

– А я вот решил зайти, ага.