Игорь Шенгальц - Сыщик Бреннер

Со мной говорили откровенно, причем настолько, что я резонно предположил – в живых меня оставлять не намерены. И все же у меня на этот счет имелись собственные планы.

К тому же Кречетов успел рассказать мне кое-что важное:

– Не бойтесь, вы останетесь живы. У меня есть для вас одно поручение. Вы должны приглядеть за мальчиком. Ведь вам незачем предавать меня, Бреннер. Это не в ваших интересах. Поэтому я доверяю вам. Сдать ребенка императору вы не сможете. Как только он поймет, что вы владеете тайной такого масштаба, вы – покойник. Хотя вас и так уже приговорили. Все, что вам остается, – это идти со мной до конца. Поверьте, наши цели совпадают. Мы оба хотим одного и того же – блага нашей Родине. Только понимаем это благо несколько по-разному… потом, когда город будет в руках Серафимова, нам придется бороться с чужаками… бороться до конца. Вот тут-то мы и разыграем козырь в лице мальчика!..

Я не нашелся что возразить.

– А пока, чтобы вы мне верили, вот, возьмите ваши вещи. Только спрячьте все от Серафимова, он не должен знать, что вы вооружены.

Кречетов вернул мне револьвер и «дырокол», оставив себе только переговорник. Этого я не ожидал, но, как он и просил, быстро рассовал все по карманам.

В комнату вернулся Ульбрехт, и наш разговор с Ястребом прервался.

Шантажировать близняшками меня больше не пытались, хотя очевидная угроза так и висела в воздухе. Серафимов пообещал, что завтра вечером ошейники будут сняты, сейчас же, чтобы я не поддался соблазну нарушить уговор, они останутся на шеях девушек. Самолично же избавляться от них Ульбрехт не советовал, мол, такая попытка запустит механизм и приведет к их смерти.

Он объяснял все это с легкой полуулыбкой на лице, понимая, что деваться мне некуда и я выполню все его приказы, пока в его руках жизнь моих жен. Ко всему прочему, я – беглец и враг государства, преступник и похититель члена императорской семьи. Если меня поймают – пристрелят на месте, без сомнения.

Поэтому логичнее всего мне было бы на самом деле примкнуть к заговорщикам и надеяться на успех их авантюры. А после революции, при новой власти, начать налаживать жизнь заново. Вот только я совершенно не доверял сладкоголосым речам Серафимова и не верил, что его затея удастся, даже при наличии такой мощной тайной армии.

Но этот певец революции битый час доказывал мне все прелести нового порядка, при котором каждый будет на своем месте. Кто-то у станка, а кто-то в коридорах власти.

«У каждого человека есть свой талант, – убеждал меня Ульбрехт, – первоочередная и наиважнейшая наша задача – этот талант отыскать, развить и поставить на службу народу. Тогда человек будет счастлив, ведь найти свой долг, свое призвание, свой талант – это и есть истинное счастье. А счастливый гражданин на нужном месте – залог будущего счастливой, развивающейся страны. Вы спросите меня, Бреннер, каким же образом мы сумеем отыскать таланты каждого отдельного человека? На этот вопрос я отвечу вам так: есть способы! Не буду раскрывать все секреты, но знайте, мы владеем подобной методикой, и уже существуют технические приборы, способные помочь в этом великом деле!»

Опять секретные технологии, превосходящие все земные аналоги, и тут не обошлось без чужаков. Как ловко они меняют стороны и позиции, помогая и тем, и этим, играя и манипулируя, и при этом все время оставаясь в тени. Ведь даже Серафимов – вождь революции – не догадывался об их существовании.

Страшные твари эти подселенцы, настоящие серые кардиналы!..

Чем больше я слушал Ульбрехта, тем отчетливее понимал – я должен сделать все возможное, чтобы он и такие, как он, никогда не пришли к власти в моей стране.

Устав от беседы, Серафимов отпустил меня, велев хорошенько выспаться перед завтрашним решающим днем.

Но уснуть я не мог. Сидя за столом, я курил одну папиросу за другой и прикидывал варианты развития событий. Ни один из них меня не устраивал.

– Кира, о чем ты думаешь? – Петра села рядом. Обычно скупая на слова и эмоции, сейчас она тянулась ко мне всем телом. Я обнял ее и прижал к себе.

– Кира?!

– Да, Петра, не волнуйся, – оторвался я от накативших мыслей. – Дела налаживаются. Надеюсь, скоро все будет хорошо и мы вернемся домой…

– Можешь мне не врать, – скупо улыбнулась она. Петра вообще редко улыбалась, но каждый раз ее лицо преображалось, становясь невероятно нежным и в то же время, несмотря на улыбку, печальным. Такой вот парадокс. – Я хорошо знаю тебя. Изучила. Со мной можно говорить как есть. А Лизка пусть спит, ей знать незачем. Так будет спокойнее.

Я внимательно посмотрел на нее. Внезапно мне показалось, что прежде я ее совершенно не понимал. Зачем, с какой стати они с сестрой поселились у меня, даря мне, обычному мужчине без особых талантов, интимные радости, о которых я, кстати, вовсе не просил. Только ли оттого, что хотели проявить благодарность? Или, может, была иная причина? Сейчас я подумал, что это именно Петра решила остаться. Она решила за двоих, и Лиза согласилась, как соглашалась с сестрой всегда и во всем. А то, что в мою спальню в ту давнюю ночь первой пришла Лиза, – скорее, каприз судьбы, чем тонкий расчет.

– Почему тогда первой ко мне пришла она?

Петра сразу поняла, о чем я спрашиваю, и нисколько не удивилась вопросу.

– Мы кинули жребий. Выпало ей.

– Но хотела прийти ты?

– Хотела я. Но так было честно. Ты ей тоже нравишься.

– Но не так, как тебе?

– Не так.

Я помолчал. Развивать тему дальше не стоило. Ведь я только что услышал признание в любви. Самое настоящее.

– Петра, вам надо уехать. Я постараюсь снять ошейники. Нужно бежать, но я не могу бежать с вами. Фридрихсград – опасное место на ближайшее время. Денег хватит, чтобы добраться до одного моего старого товарища. Живет он в трехстах километрах к югу, адрес я напишу. Он приютит, пока все не уляжется. Будем надеяться, что в ориентировки вы не попали и сумеете покинуть город. Никому не доверяйте, ни с кем не общайтесь. И главное, не рассказывайте о нашем знакомстве.

– Кира… мы никуда не поедем!

Я понял, что она не шутит. Она это обдумала и приняла решение. За себя и за сестру.

– Завтра тут начнется такое… – Уже чувствуя, что проигрываю, я попытался надавить на нее. Нет, я мог приказать, и Петра бы подчинилась без единого слова. Как солдат подчиняется генералу. Но тогда – и я это знал – наши отношения изменились бы навсегда.

– Мы остаемся! Ты не сумеешь снять ошейники сам, такая попытка убьет нас. Мы не знаем, у кого из них ключ. Не стоит рисковать. Ради Лизы.

И я промолчал. Не стал настаивать. Смалодушничал. Побоялся рискнуть. Побоялся потерять.

– Пойдем спать. Тебе нужно отдохнуть.

И вновь я не стал сопротивляться и подошел к диванчику. Раздеваться не стал, снял лишь обувь. Петра уселась в ногах и начала массировать мне уставшие стопы. Я сам не заметил, как заснул. Мне ничего не снилось. Я просто провалился во тьму.