Иван Цацулин - Атомная крепость (Художник. И.Ефимов)

— Это вернее всего, — согласился Тарханов. — Стало быть, у нас есть основания предположить, что настоящий Макгайр находится сейчас не в Москве, а где-то в Западной Германии… Это пока предположение, но мы постараемся его проверить…

— Мне кажется, положение несколько сложнее, — заметил Бондаренко. — Разрешите, товарищ генерал…

— Прошу, прошу.

— Мне представляется, что Харвуд продумал и этот ход до конца… Тут, кроме всего прочего, заранее запланирована провокация: приехал в Советский Союз из Англии физик-атощник профессор Джон Макгайр? Судя по документам — приехал, его многие видели, говорили с ним. Кто же сейчас исчез у нас тут, в Москве? Пока мы не докажем, что настоящий профессор Макгайр и не вступал в пределы нашей страны, исчезнувший будет считаться профессором Макгайром.

Тарханов задумчиво посмотрел на собеседников.

— Генерал-майор Бондаренко прав, — обратился он к Соколову. — И я думаю, что нам с вами пора готовиться еще к одной операции…

— Иностранные газеты завтра же поднимут шум, — бросил Бондаренко.

— Вы ошибаетесь, — прервал его Тарханов. — Пока что иностранные газеты будут молчать.

— Почему?

— Потому что, выражаясь вашими же словами: «Харвуд продумал и этот ход до конца». Еще несколько дней, по крайней мере, газеты будут молчать… Но они должны скоро заговорить! И тогда мы нанесем разведке Харвуда ответный удар!

Соколов понимающе произнес:

— Когда прикажете мне быть готовым к этой операции?

— Через три дня. — Тарханов повернулся к Бондаренко. — Я не случайно пригласил вас к себе, отдыхать вам не придется.

— Слушаюсь, товарищ генерал.

Тарханов продолжал:

— В связи с последними событиями нам следует пересмотреть и свое отношение к «Незваному гостю»… Вся эта задуманная Харвудом операция вырисовывается теперь более ясно: ведь и лже-Макгайр направлен к Ясному! Харвуд идет в атаку с нескольких направлений, и мы не можем рассчитывать только на капитана Русакова, у него нет даже тех полномочий, какие ему могут быть нужны. Я думал направить туда полковника Соколова, однако ему теперь придется заняться новым делом… Ниточка от Краснотала через Загорск протянулась куда-то в сторону Фрунзе! Одним словом — ехать в Киргизию придется вам… Ваш «невидимка» где-то там.

— Слушаюсь. Когда я должен выехать?

— Медлить нельзя. Вылетите завтра на рассвете, А сегодня вечером заходите ко мне, мы с вами кое-что продумаем. Нужные документы я вам вручу.

И когда дверь за Бондаренко закрылась, Тарханов указал полковнику Соколову на кресло у стола:

— Ну, а мы с вами, Иван Иванович, давайте займемся предстоящей операцией. Садитесь вот сюда и постарайтесь вспомнить все, что вы знаете о шпионской организации генерала Гелена и о ее связях с разведкой Аллена Харвуда.

— Ты слушаешь меня, Швальбе?

— Так точно, господин майор.

— Ты, кажется, вообразил, что в разведке генерала Гелена можно ничего не делать?

— Никак нет, господин майор. Я занят Рихтером. На этот раз я сам, лично, выполню приказ…

— Фюрера? — Грин расхохотался.

— Так точно, господин майор. На генерала Дрейнера была возложена обязанность проследить… Теперь он повторил мне приказ Гитлера.

— Когда же ты покончишь с этим делом, Швальбе?

— Сегодня, господин майор.

— Та-ак… Но Рихтер — твой старый долг. Меня лично сейчас больше занимает Макгайр. С ним надо спешить. Ты хорошо помнишь, о чем тебе говорили сегодня?

— Так точно, господин майор. К проведению операции с Макгайром я приступаю.

— Когда?

— Сегодня же, господин майор.

— По-моему, твой план хорош, — похвалил Грин и вышел из автомобиля. — Действуйте, — бросил он на прощание.

Машина тронулась дальше. Швальбе развалился на заднем сиденье.

— Вилли, Мольткештрассе, сто десять, — дал он новый адрес шоферу.

Русоволосый юноша, сидевший за рулем, слышал разговор Швальбе и Грина. «О каком фюрере шла речь? — думал Вилли. — Неужели о Гитлере?» В семье Швальбе культ фюрера был незыблем. Но что за приказ? И кто такой Рихтер? Этого юноша не знал.

Машина пересекла добрый десяток улиц и наконец остановилась у небольшого дома, скрытого густой зеленью.

— Я сейчас, — Швальбе с трудом вылез на тротуар.

Красивая, элегантно одетая женщина встретила его у калитки.

— Я жду вас, Швальбе, — в ее голосе слышалось нетерпение. — Вот мои чемоданы. — Женщина сделала широкий жест, и два дюжих молодца, отнюдь не похожие на профессиональных носильщиков, потащили за ней чемоданы, на которых красовались разноцветные наклейки с наименованиями далеких городов: Буэнос-Айреса, Монтевидео, Гаваны, Нью-Йорка…

— Садитесь, фрейлен Цандер. — Швальбе услужливо распахнул дверцу автомобиля. — Я приготовил вам отличный номер в «Адлоне».

Через минуту машина тронулась дальше, но вовсе не к гостинице «Адлон». Вилли слышал обрывки разговора. Цандер сказала:

— Прайс настаивает на своем…

— Тебе досадно или ты боишься провала? — спросил Швальбе.

— Брось болтать! Я свое сделаю. Но знаешь ли ты, что это за штука — «план Дрейнера»?

— Догадываюсь, — недовольно буркнул Швальбе. — Но нас с тобой это не касается, Ильза. Им виднее… Значит, в случае неудачи с Гроссом тебе опять…

Цандер перебила:

— Я не вижу пока для себя перспектив.

— Тебе просто не верится, что ты снова будешь ходить с хлыстом, как тогда в концлагере?

— Да…

Машина вылетела на тихую широкую улицу и остановилась на углу. Швальбе вылез на тротуар и привычным движением поправил в кармане пистолет.

— Тебе хочется обязательно дождаться меня здесь? — спросил он спутницу, и в его голосе Вилли уловил страх.

— Да, — ответила женщина.

Швальбе ушел. Было уже поздно. Позолоченное звездной пылью ночное небо распростерлось над городом.

Вилли сидел, положив руки на руль, и думал о женщине, которая позади него курила сейчас одну сигарету за другой. Вилли мог поклясться, что когда-то он уже видел ее, но тогда она была иной, совсем иной. Однако, где и когда встречался с ней — этого он не мог вспомнить, по-видимому, это было давно. Юноша начал вспоминать краткие годы своей жизни… Как всегда, эти воспоминания начинались с врезавшейся в память сцены: огромный, залитый грязными лужами двор концлагеря, серый забор, колючая проволока, вышки с пулеметам и толпы оборванных, разутых, изможденных людей. Вилли держится за платье женщины, в широко открытых глазах которой застыл ужас. Потом появились эсэсовцы из охраны лагеря, овчарки на сворках… Кто-то схватил мальчика и отбросил в сторону. Страшные крики поднялись над толпой заключенных, и больше Вилли ничего не помнил. С тех пор он жил в семье эсэсовца Швальбе. Его старательно обучали русскому языку, который казался удивительно знакомым и легким.