Евгений Дембский - Флэшбэк-2, или Ограбленный мир

— Хватит! Э-э… Соедини меня с мистером Хиттельманом. И включи изображение.

Я ждал полминуты. Танди, видимо, допивал кофе или застегивал ширинку. Увидев его недовольную физиономию, я лишь уверился в собственных догадках. Сохраняя смертельно серьезное выражение лица, я наклонил голову:

— Добрый день. Я говорю с начальником ОБТ?

— Да. — При виде моего каменного лица он явно заинтересовался.

— Я бы хотел с вами встретиться. Это займет несколько минут, но место встречи должно быть полностью экранировано.

— Довольно странное предложение, вам не кажется? — спросил он, что выглядело не менее странным для шефа антитеррористического отдела. Разве что по этой фразе включалась запись разговора.

— Странно, что вы удивляетесь. У вас нет помещения для встреч с осведомителями?

Теперь он уже по-настоящему удивился.

— Осведомителями? — повторил он. — Да кто же сейчас так говорит? Если бы кто услышал…

— Наверное, не имеет значения, как это называется? — Я едва удержался, чтобы не стереть пот со лба. — Где и когда? Это должно быть сегодня, как можно быстрее. Не буду утомлять вас уверениями, что дело серьезное и требует решительных действий.

— А могу я узнать, с кем имею честь? — Он поскреб подбородок, похоже, лишь затем, чтобы бросить взгляд куда-то вниз.

— Прошу сохранить наш разговор в тайне, — четко проговорил я. — Я мог бы постараться связаться с вами и не раскрывая своих данных, а раз я этого не делаю, значит, доверяю вам и вашему профессионализму. Прошу немедленно стереть запись. Где и когда?

Он несколько раз коротко энергично кашлянул и сделал быстрое движение рукой.

— Через час начинается матч «Небоскребов» с «Таксами». В кассе вас будет ждать билет, на вашу фамилию… — Я был прав, он успел определить мои данные во время разговора. — Место справа займет мой человек. Он проводит вас ко мне.

— Хорошо.

Часть этого часа я потратил на знакомство с более или менее интересными фрагментами футбольных матчей. Правила остались без изменений, мяч нафаршировали датчиками, гигантские экраны обрушивали на зрителей целый потоп сведений: «…пробежал с мячом столько-то сантиметров, после чего ударил по нему с силой…», «удар придал мячу ускорение…», «тела игроков … и … столкнулись с силой…» Однако в самой игре были моменты, от которых порой замирало сердце.

За тридцать минут до матча я проверил, каким образом можно попасть на стадион, оставил «трафальгар» в руках гостиничной обслуги и частично пешком, частично — уже на территории Спортпола — по движущемуся тротуару добрался до касс стадиона. Практически все ограждение было одной большой кассой, которая поспешно глотала оплату и исчезала, пропуская болельщика. То, что я два дня назад принял за ошеломление видом разноцветных карнавальных костюмов, как оказалось, было лишь следствием моего невежества и провинциальной отсталости. Я позавидовал дальтоникам, отскакивая с дороги у парочки молодых людей, упакованных в толстые надувные матрацы. Они бежали, не обращая внимания на испуганно рассыпающуюся толпу, каждые полтора десятка метров бросались головой вперед, отталкивались от асфальта, сохранившегося здесь в качестве пола, летели по инерции, каким-то чудом приземлялись на ноги и неслись дальше. До меня начало доходить, что, столь спокойно шагая на матч, я выделяюсь из толпы, словно девственница на площади Четырех Мельниц. На фоне надписи «Бар Дух» я вытянул вверх руку и рявкнул:

— В гроб!

— Смерть! — подхватила сорокалетняя пара, шедшая справа от меня.

— В клочья! — добавил я.

— В клочья! — повторили чьи-то голоса сзади.

Я сообразил, что не знаю, о какой команде идет речь. Пришлось оперировать общими выражениями.

— Уничтожим их!

— У-ни-что-жим!

— Уни-чтожим!

— У-НИ-ЧТО-ЖИМ!

Взревели уже несколько сотен глоток. Я присел, якобы чтобы поправить носок. Мне удалось скрыться с глаз находившихся в эпицентре стихии, которую я сам же и вызвал. От курения я воздержался, будучи, похоже, единственным рабом дурной привычки в этой чертовой толпе. Я немного подождал, желая быть уверенным, что меня не схватит за руку безмозглый, жаждущий крови поклонник одной или другой команды и не потребует продолжения ритуала. Сохраняя дистанцию, я обогнул самое большое скопление болельщиков и подошел к ряду касс-входов в относительно свободной части ограждения.

— Хоуэн Редс, — прошептал я в отверстие автомата.

Из горизонтальной щели тотчас же высунулся розовый жетон, совсем как язык изо рта непослушного ребенка. По примеру других болельщиков я приложил жетон к датчику и вошел на территорию стадиона. Минут пятнадцать я потратил на то, чтобы преодолеть полную водоворотов и ложных течений толпу, прежде чем оказался в нужном мне ответвлении. Еще немного потоптавшись по пяткам идущих впереди и ощущая ботинки идущих сзади на собственных пятках, я наконец добрался до своего места. Три кресла справа были еще свободны. Хиттельман задерживался, возможно, проверял, не привел ли я с собой охрану. Может, я и зря дурачился на аллее. Я огляделся по сторонам, но здесь тоже никто не курил. Перехватив лавирующий между рядами автомат с напитками, я взял у него четыре банки пива и сразу выпил две. Без сигареты оно показалось мне невкусным.

— Простите… — услышал я.

Хиттельман прошел передо мной и поднялся по лестнице на верх стадиона. Вздохнув и взяв оставшиеся две банки пива, я двинулся следом за ним. Словно по команде, раздался звук сирены. «Небоскребы» набросились на «Такс», раскрылись несколько тысяч глоток, раздался рев. Я осушил еще одну банку. Я был единственным стоявшим на лестнице болельщиком, единственным, кто покидал сектор. Рев стадиона прозвучал для меня словно прощание. Я выпил второе пиво.

Я ожидал, что Хиттельман отведет меня в какую-нибудь тесную душную кладовую с лампочкой на голом проводе и запрет за нами дверь из прокатанной стали, покрытой несколькими слоями облупившейся и веками не чищенной краски. Мы спустились на уровень раздевалок и реабилитационных кабинетов, прошли несколько поворотов. За нами закрылась тонкая стеклянная дверь. Комната была светлой, чистой и угрюмой, словно трезвый гробовщик. Хиттельман сразу же вписался в обстановку — сел за стол, наверняка поставленный здесь на случай конфиденциальной беседы, и посмотрел на экран компа, причем явно с целью неуклюжей провокации. Если он ждал, что я начну бормотать что-нибудь о тайне исповеди, то я вынужден был его разочаровать. Поскольку второго стула не было, я сел на край стола и протянул Хиттельману пачку «Мальборо». Он закашлялся и вскочил. Я радостно констатировал, что глупость копов столь же неизменна, как и трудолюбие японцев.