Елизавета Дворецкая - Корни гор, кн.1: Железная голова

«Я хочу подарить его тебе, потому что только ты достойна владеть этим сокровищем!» – с пылким восхищением откликнулся в душе Гельда кто-то маленький и потрясенный. Вовремя прикусив язык, Гельд взял себя в руки, стряхнул впечатление и ответил так, как подобает отвечать помнящему о своей выгоде торговцу.

– Ты сочла бы меня дураком, о Фрейя злата, если бы я отдал обручье дешевле, чем сам за него заплатил, – произнес Гельд, несколько насильственно улыбаясь. Он еще не определился, как держаться с ней дальше. – А я заплатил за него тысячу локтей крашеного полотна. Да в придачу я вез его в такую даль, что впору прибавить целую четверть.

Далла смотрела на него пристально и с намеком: ее больше устроил бы тот ответ, который Гельд вовремя прикусил у себя на языке. В какой-то мере она даже на него рассчитывала. А Гельд, встретив ее взгляд, приободрился: все правильно. Она привередлива и избалована, привыкла получать все, что пожелала. А между «пожелала» и «получила» она как рыба на крючке. Дальнейшее в руках рыболова.

– Но, честно говоря, я вообще не хотел его продавать, – добавил он с простодушно-доверительным видом, точно делясь заветной тайной сердца. – Владеть таким сокровищем очень приятно. Оно дорого мне, и я не хочу опять обменять его на какое-то там полотно. Когда идешь с таким обручьем на руке, все на тебя смотрят и тебе завидуют. А я ведь такой незначительный человек – мне же нужно чем-то поддержать свою честь.

Далла презрительно скривила губы: смешно даже говорить о чести какого-то торговца, когда перед ним сидит женщина из рода конунгов!

– Так ты возьмешь это? – не говоря больше об обручье, Гельд кивнул на шелковое полотно.

Заметив, что край соскользнул на пол и может испачкаться, Гельд изобразил на лице испуг и кинулся его спасать; бросившись на колени рядом с Даллой, он поднял конец шелкового полотна и подал ей. Далла опять положила руку на его обручье.

– Я еще не решила, – неохотно сказала она, и в ее голосе скрыто прозвучало что-то похожее на уклончивое кошачье мяуканье. – Мне нужно подумать…

– Я не смею торопить тебя, – тихо ответил Гельд, снизу заглядывая ей в лицо. – Но долго ли мне еще придется обременять тебя своим присутствием?

– А ты куда-нибудь очень торопишься? – Далла вопросительно заглянула ему в глаза.

А глаза у Гельда были очень красивые: серо-голубые и ясные, они смотрели открыто, дружелюбно, и притом каждому казалось, что с этой доверительной сердечностью Гельд смотрит на него одного.

– Никуда я не тороплюсь, – совсем тихо ответил он. – Я проделал этот путь, чтобы увидеть тебя. Теперь моя цель достигнута, и мне больше некуда спешить.

– Если хочешь, можешь остаться у меня на зиму, – так же тихо предложила Далла. – А я пока не спеша подумаю, что мне купить из твоих товаров и какую цену предложить.

Все это время она не убирала ладони с запястья Гельда. Он многозначительно смотрел ей в глаза, но на самом деле еще не понял, что же привлекает ее на самом деле: он сам или его обручье.

На другой день Рам Резчик в одиночку пустился в обратный путь на побережье. Кар Колдун проводил его сварливыми пожеланиями больше никогда здесь не показываться, зато Далла просила непременно заезжать еще когда-нибудь, если ему захочется ее повидать. При этом она украдкой бросила значительный взгляд на Гельда: заметил ли он, как она учтива, доброжелательна и как ценит мудрость кузнеца? Гельд улыбался, но на сердце у него было неуютно: теперь он оставался совсем один в «логове свартальвов». Бьёрн и остальные барландцы особо не шли в счет, потому что ему самому придется заботиться о том, чтобы с ними ничего не случилось. Ведь это он их сюда завел.

Поначалу их жизнь в усадьбе Нагорье потекла вяло и спокойно. Поняв, что им тут жить до самой весны, барландцы всерьез принялись приводить в порядок свое жилище: починили крышу и сколотили новые спальные помосты, спалив остатки прежних, набрали в лесу мха, просушили его перед огнем и устроили себе удобные лежанки. Тепло и свежий воздух выгнали стылую затхлость, и ближайшая к двери половина дома приобрела вид и запах жилого места. Середина дома стала кладовой, где стояли сундуки. Только в дальний конец, где спали летучие мыши, люди не заходили: там нашел приют нежилой дух дома, изгнанный из обжитого пространства.

Гельд в полезных делах обустройства принимал мало участия, поскольку почти все время проводил с хозяйкой. Далла так давно не видала новых лиц, что молодой и учтивый гость пришелся как нельзя более кстати. Любуясь исподтишка его золотым обручьем, она охотно слушала рассказы о разных землях и событиях, которые он видел или о каких слышал. Он же изо всех сил старался выбрать такие предметы разговора, какие ей понравятся.

– О, неужели я вижу нашего будущего конунга! – воскликнул он, когда наконец разобрался, который из возящихся на полу детей является сыном Даллы. – Сразу видно будущего героя! Сына конунга никогда не спутаешь с сыном рабыни, как его ни одень!

Бергвиду сыну Стюрмира тогда уже сравнялось три года; это был довольно тихий, молчаливый мальчик с темными волосами и карими глазами. Гельд старался сообразить, на кого из двух родителей он больше походит; когда он в последний раз видел Стюрмира конунга, волосы у того уже наполовину поседели, а лицо так огрубело, что найти в трехлетнем ребенке сходство с ним не удавалось. Глаза… у Даллы ведь карие глаза, вспомнил Гельд.

– Я вижу, красотой лица ребенок пошел в мать, – сказал он, переводя взгляд опять на Даллу. – А доблестью и крепостью духа, конечно, он будет похож на отца. Хотя никто не скажет, что в тебе мало отваги. Этот мальчик будет смел, как сам Синфиотли, «дважды Вёльсунг» [21] Родителями древнего героя Синфиотли были родные брат и сестра. Таким образом, он принадлежал к славному роду Вёльсунгов с двух сторон и оказался гораздо сильнее своих сводных братьев, которые были Вёльсунгами только по матери. .

Довольная Далла улыбалась, ее лицо сияло, и она казалась почти красивой. Видя такой успех, Гельд воодушевился и запел соловьем.

– Я думаю, многие из тех, кто пока не смеет сказать об этом вслух, день и ночь мечтают об этом мальчике, – говорил он, но смотрел при этом не на будущего героя, а на его достойную мать. – Торбранд конунг напрасно думал, что лишил квиттов конунга и тем подчинил их себе. Он отрубил только верхушку, но ведь остались корни. Этот мальчик – маленький корень, из которого со временем вырастет могучий дуб и покроет своими ветвями весь Квиттинг. А может, и не только Квиттинг. Я ведь слышал о том, как иные трусы хотели отдать тебя с сыном в заложники Торбранду. Боги укрепили твой дух и помогли спасти сына от рабской участи. Здесь ты воспитаешь его не хуже, чем Сигурда.